Шквальный ветер
Шрифт:
И Рита, поддавшись веселому настроению, дополнила: "Ну, сядем. Прошла лихорадка? Какой вы теперь не такой! Я даже вздохнула украдкой, коснувшись до вас рукой..."
– Браво!
– зааплодировал Виталий Федорович.
– Я же сказал, чем не Анна Снегина: белолицая, русоволосая, сероглазая и с чуть вздернутым носом истинная русская красавица. И правильно сказала: "Сядем." Прошу к столу. Вы, наверное, здорово проголодались.
– Не здорово, - ответил за неё Семен Семенович, - но от таких деликатесов не откажемся.
Виталий Федорович отодвинул стул и пригласил сесть Риту. Устроился рядом.
– Что мы пьем,
– спросил с улыбкой.
Рита помотала головой и ответила смущенно:
– Я не голодна. И пить...
Виталий Федорович не дал ей закончить.
– Знаю, что любят молодые девушки. Шампанское - это банально и старо. А вот мартини - настоящий напиток юных красавиц.
– И налил ей полный фужер. Себе тоже. Семен Семенович предпочел коньяк.
– Теперь и мне можно расслабиться, - заявил он.
Вино Рите очень понравилось - вкусное, ароматное и теплой, приятной волной растекающееся по всему телу. Ей стало легко и свободно, недоверие к этим интеллигентным, внимательным людям окончательно развеялось, и она, глядя на чисто выбритое, симпатичное лицо Виталия Федоровича, подумала, что такому и отдаться не зазорно. Подружки её давно хвастаются любовными приключениями, сексуальными познаниями, и Рита не раз просыпалась ночью от непонятного томления, от эротических снов, вызывающих желание; вольно или невольно стала заглядываться на красивых мужчин. Но она ещё боялась их, боялась этой желанной близости - мужчины были для неё чужими дядями. А среди сверстников ни один из мальчишек ей не нравился. Да и подружки о них отзывались с презрением: "Сопляки, только лизаться и умеют, а когда до дела доходит, расплескивают свою драгоценность на полпути к цели."
Виталию Федоровичу было лет тридцать, и по тому, как он ухаживал за ней, как бы невзначай касался то руки, то плеча, то даже груди, она поняла, что ловелас он порядочный, но это нисколько не смущало её, наоборот вызывало все больший интерес. И она, не стесняясь, пила вино, отвечала на его шутки, и когда Семен Семенович оставил их одних, а главный режиссер поцеловал её в губы, она не отстранилась, не попросила больше не делать этого.
Поцелуй его был нежным, долгим, и ей понравились прохладные чуть сладковатые губы, длинные, женственно-тонкие пальцы, коснувшиеся груди и вызвавшие трепет всего тела, и ей тоже захотелось погладить его обнаженную грудь, прижаться к нему и блаженствовать в объятиях этого красивого, сильного мужчины.
Он был настоящий режиссер, умный, чуткий, понятливый - сразу уловил её настроение и сказал полушутливо, загадочно, чем озадачил ее:
– Что ж, пора сделать первую пробу, посмотреть, насколько ты артистична и годишься ли вообще в актрисы.
– И встал.
Холодок пробежал у неё по спине - а действительно, годится ли она в актрисы? Одно дело играть в школьном спектакле, и совсем другое - в кино. Тут каждый жест, каждый поворот головы и тела должны соответствовать образу героини. А она, несмотря на то, что почти наизусть знала поэму, представления не имела, какая была Анна Снегина и как её играть. Но ей очень хотелось сыграть эту роль - её сверстницы и сверстники от зависти бы лопнули, и никто не посмел бы подтрунивать над ней, отпускать колючие шпильки по поводу и без повода, которые она выслушивала не раз.
Она тоже встала и ждала, что ещё скажет Виталий Федорович и что заставит её делать. Голова кружилась, ноги держали плохо , и она с удовольствием легла бы спать.
– Помнишь сцену встречи Есенина
В голове у Риты шумело, она с трудом стала вспоминать текст и прочитала невпопад:
"Когда-то у той вон калитки мне было шестнадцать лет, и девушка в белой накидке сказала мне ласково: "Нет!"
– Стоп, стоп, - остановил её режиссер.
– Не то.
– И прочитал сам: "Луна хохотала, как клоун. И в сердце хоть прежнего нет, постранному был я полон наплывом шестнадцати лет. Расстались мы с ней на рассвете с загадкой движений и глаз... Есть что-то прекрасное в лете, а с летом прекрасное в нас." А теперь представь себя на месте Анны. Ты приехала ко мне, школьному другу, который когда-то нравился тебе, но был, по тогдашнему твоему мнению, тебе неровней - и росточком Сережа не вышел, и ничем не был примечателен. Теперь он, то есть я, - известный поэт. Но и ты - знатная дама, побывавшая замужем. Вот мы посидели с тобой, выпили за встречу. Я по-прежнему тебе нравлюсь. Или это не так?
– взял он её за плечи и пытливо заглянул в глаза.
– Так, - смущенно ответила Рита, опуская голову.
– А смущаться не надо. Ты получше меня разбираешься в любовных вопросах - я воевал, а ты, прости, занималась сексом, поэтому должна быть инициативнее, смелее. Обними меня за шею. Вот так, - он взял её руки и сомкнул их на своей шее.
– Теперь поцелуй меня. Не так - страстнее, крепче. Теперь расстегни галастук, брось его куда-попало. Посмотри на кровать. Расстегни пуговицу на рубашке, просунь вот сюда руку. Чувствуешь, как бьется мое сердце?
– Приложил руку к её груди.
– И твое колотится. Значит, у нас все получится. Еще раз взгляни на кровать. Этим взглядом ты и меня подбодрила, теперь инициатива переходит в мои руки. Я веду тебя к кровати...
Она не сопротивлялась, не возражала. Он раздел её, потом сбросил свою одежду...
Сон её был зыбким и тревожным - слишком переволновалась, - да и Виталий (так он настоял называть его) часто просыпался, начинал ласкать и принимался за свое. У неё болела голова и внизу живота, потому она, наверное, не испытывала никакого удовольствия, но ей приятно было чувствовать, как шалеет от наслаждения режиссер, как нравится она ему, как с исступлением и неистовством он целует её груди, живот, лобок.
Крепко заснула она только под утро, но все равно услышала, как встал Виталий, надел спортивный костюм и, позвав Костю - наверное, ещё одного своего помощника, - открыл дверь.
– На улице дождь, - услышала она чей-то голос.
– Физзарядка не отменяется, - весело сказал Виталий, и две пары ног затопали по лестнице.
Рита задремала было снова. Вдруг что-то грохнуло, да так, что посыпались стекла.
Рита подскочила в страхе, гадая, что случилось, быстро стала одеваться. Кто-то ещё громко топал по лестнице, хлопнула дверь.
Рита выглянула в окно, но ничего не увидела - на улице было ещё темно и лил такой дождь, что даже деревья у дома расплывались в электрическом свете в однородную белесую сетку.
Она подождала немного и все же решилась спуститься вниз, узнать, что произошло. Только открыла дверь, как внизу раздались голоса:
– Осторожнее. Придерживай голову.
– Ему теперь все равно, - узнала Рита голос Семена Семеновича.
– И Костю наповал. Надо звонить Андрею Федоровичу.
– Девку надо отправить, - посоветовал другой.
– Не надо впутывать её в это дело.