Шляхта и мы
Шрифт:
«Павел Вечоркевич – известный историк и советолог, профессор Института истории Варшавского университета. Специализируется в военной истории, истории России и СССР. Автор около 20 книг, среди которых «Сталин и советский генералитет в 1937–1941 годах» и «Дело Тухачевского». Известен пользующимися успехом у читателей сборниками исторических эссе и участием в популярных теле– и радиопередачах. Более тридцати лет восстанавливал причинно-следственную связь одного из самых мрачных и трагических явлений в советской истории – репрессий 30-х гг. прошлого века. Вышедшая в 2002 г. в польском издательстве «Ритм» книга «Цепь
Вот такой есть у «Новой Польши» популярнейший автор, советолог высокого уровня. Один только у меня вопрос к Помяновскому: а что было бы с остатками польского еврейства, если бы Вторая мировая война закончилась по сценарию Вечоркевича «парадом победоносных польско-германских войск» в Москве? Что было бы лично с ним? И с его заместителями и со многими его авторами? И вообще, существовал бы после этого «парада» журнал «Новая Польша», где ныне печатается польский неофашист пан Вечоркевич? Чего ж, пан Помяновский, Вам стесняться сегодня такого исторического светила, чьи труды и взгляды украшают страницы «Новой Польши»?
При такой неофашистской свободе мнений понятно восхищение, которое излучается со страниц Вашего журнала, рассказывающего, к примеру, о том, как польский писатель Мрожек, вернувшись из эмиграции в постсоциалистический Краков, вышел на улицу: «А как эта улица называется? – спросил Мрожек. «Имени героев Сталинграда», – ответили ему. «Как же, припоминаю, – невозмутимо протянул Мрожек. – Проспект имени Паулюса!» («НП», № 7–8, 2005). Собеседник Мрожека восхищается желчным остроумием бывшего диссидента, вернувшегося в родной Краков, спасенный от разрушения солдатами маршала Конева, дошагавшими до древней польской столицы от руин Сталинграда.
И такого рода глумливые комментарии к нашей священной войне постоянно тиражируются в «Новой Польше».
«53 % респондентов считают, что масштаб советских преступлений против польского населения сравним с немецкими преступлениями» («НП», № 11, 2008).
(Ну что сказать – тогда мы должны были по масштабам сравниться с гитлеровцами, то есть уничтожить 6 миллионов польских граждан!)
«В миллионах экземпляров издавались стихи Сергея Михалкова о дяде Степе, – а это ведь фашистская литература» («НП», № 2, 2008).
«Для Центральной и Восточной Европы Ялтинский порядок означал почти 50 лет порабощения, лишения суверенитета и независимости» («НП», № 4, 2005).
На самом деле для Центральной и Восточной Европы «Ялтинский порядок» означил «зачистку» этих стран от фашистских режимов не только в самой Германии, но и в Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии, Хорватии, Австрии, Италии, Финляндии… Кому было под силу сокрушить эти гитлеровские государства-сателлиты? – Только «оккупационной» Красной Армии. А об освободителях, которыми командовал маршал Жуков, «Новая Польша» (№ 3, 2008) разглагольствует не иначе, как с кощунственным залихватским глумлением: «Подвиги генерала Жукова, который мостил победу трупами советских солдат в несколько накатов».
А теперь об уровне исторических и литературных изысканий, публикующихся в журнале «Новая Польша».
Апологеты журнала балдеют от этого уровня: это издание, «которое делается интеллигентами для интеллигентов» (А. Ермонский); «Меня не перестает
Но поговорим о «высоком уровне» серьезно, не захлебываясь от восторга, а внимательно вглядываясь в тексты.
Вот какие открытия делает в обширной беседе, посвященной нашей взаимной истории, один из постоянных авторов «Новой Польши» профессор Януш Тазбир.
«В Советском Союзе некоторые книги печатались тиражом 50—100 экземпляров и распространялись среди членов Политбюро. Собственными глазами я видел такое издание моей любимой книги, своего рода памфлета на Французскую революцию, – «Боги жаждут» Анатоля Франса. Революция представлена там в таком свете, что выглядит посмешищем, и она порождает слишком много ассоциаций с террором и постоянными торжествами, чтобы публиковать эту книгу большим тиражом. Лишь только после смерти Сталина эту книгу стали публиковать тиражом побольше» («НП», № 12, 2008).
Но к сведению знатока советской эпохи, профессора, историка-профессионала, не уступающего своими познаниями и научным авторитетом Вечоркевичу, роман Анатоля Франса «Боги жаждут» при жизни и правлении Сталина издавался в Советском Союзе (только в столичных издательствах!) 9 (девять!) раз: в 1919 году в издательстве «Наркомпрос», в 1922 г. в Госиздате, в 1923 г. в «Красной нови», в 1925 г. в изд. «Петроград», в 1930 г. в изд. «Огонек», в 1936 г. в изд. «Жургаз», в 1937 г. в изд. «Гудок», в 1936 г. в изд. «Academia», в 1938 г. в изд. «Земля и фабрика». Общий тираж этих изданий, осуществленных в сталинское время, – более двухсот тысяч экземпляров. Кроме этого были еще два массовых издания – в 1957-м («Правда») и в 1974 г. («Просвещение») суммарным тиражом 180 тыс. экз. Но это уже в послесталинское время.
Пан Помяновский, хочу Вас спросить прямо еще раз: где Вы находите для своего издания («которое делается интеллигентами для интеллигентов») таких «историков»? Глупцов или лжецов – это уж решайте сами.
А вот еще пример. В октябрьском номере за 2008 год опубликованы воспоминания бывшей советской гражданки Клавдии Ротмановой, ныне живущей в Германии. В них, озаглавленных «Польские искры на фоне судьбы», Ротманова заводит речь о польском восстании 1830–1831 годов и о его жестоком разгроме армией Николая Первого.
«Многие русские современники тех событий, – пишет Ротманова, – были в восторге в связи с победой русского оружия над повстанцами. Даже Александр Пушкин, «певец свободы», еще недавно – друг Адама Мицкевича, пишет свое знаменитое «Клеветникам России». И вот он – водораздел!
Говорят, Вяземский ужаснулся этому стихотворению. Десять лет спустя, в 1841 году, молодой офицер Михаил Лермонтов ведет свой диалог с Пушкиным:
Люблю отчизну я, но странною любовью!Не победит ее рассудок мой.Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья.