Шлюха-2
Шрифт:
открыл глаза. Его любимая Зара…
— Они насиловали тебя? — прошептала она, сжимая до хруста его пальцы.
— Нет, до этого не дошло. Они просто трогали мой член, мою задницу, все, в общем.
Потом мамаша одевала меня, а эти уроды частенько дрочили. Ненавижу ее и этих уродов, — прошипел Макс, держась за ее руку. Только ее поддержка помогала ему выстоять. Но
пора было посмотреть прошлому в лицо.— Затем я вырос. На какое-то время меня
оставили в покое, но однажды
позволил им прикоснуться к себе. Одному — разбил голову, второму — сломал руку.
Мамкин сутенер разорился, оплачивая их лечение, возмещая им моральный ущерб и суя
взятки полиции. Тогда был огромный скандал. Я думал, меня убьют. Как ни странно, после
того случая, сука оставила меня в покое.
— Что было дальше?
— Ничего интересного. Я стал слоняться по улицам, пить, курить. Ты и сама понимаешь
все. Потом появился Джек.
— Он любил ее, да?
— Спрошу, когда буду на том свете. Но при жизни он уверял меня, что было в ней что-то.
Что-то… Вагина, размером с тоннель! — Зара нервно хихикнула. — Да, смешно, согласен.
Я понимаю отца. У него была жена Марта. Она погибла в автокатастрофе. Она… была
беременна, — он замолчал. Его отец тоже потерял ребенка… Каково же ему было узнать, что его сын своими руками убил его внука? — После этого, говорят, он надолго ушел в
себя. В общем, все было плохо. Поехал в Россию развеяться, и, вот, сама знаешь, вляпался
в кучу дерьма, в лице меня и моей мамаши.
— Не говори так. Не говори! Понял? Это твоя мамаша — сука конченная, не смей так же
думать о себе. Джек был, поистине, великим человеком, — сказала Ирина и грустно
улыбнулась.
— Не думай о том, что бы было, если бы таблетки оказались при нем. Не надо. Это
события другой реальности. В этой нам повезло. Иди ко мне, Зара, — позвал ее он и
показал на место рядом с собой на диване.
Она колебалась, но, все же, перелезла через него и легла рядом. Макс притянул ее к себе
свободной рукой и крепко обнял. Не вырвется никуда из его объятий. А она и не хотела…
— Мы с тобой самые странные люди на этом свете. Общество бы осудило нас, знай оно
всю правду.
— Тебе есть дело до общества? Мне плевать на них. Они — никто. Всего лишь —безликая, серая масса людей. И они вечно будут говорить, навязывать свою мораль, вливать тебе в уши свое мнение. Мне все равно, я давно оглох. Я люблю свою Зару. Я
готов стоять перед ней на коленях. И пусть хоть кто-нибудь на этом свете скажет слово
против, я убью его. Ты, — повернулся к ней и взял ее лицо в руки, — самое дорогое, что
есть у меня. Самый дорогой
— А Стефан?
— Стефан, безусловно, мне очень дорог, об этом даже говорить не надо. Он встанет под
пули за меня, отдаст свою жизнь, пойдет против всех за меня. Но… он не зажигает огни в
моей душе, мысли о нем не заставляют мое сердце лихорадочно сжиматься в груди. И я…
не хочу его день и ночь, — слабо рассмеялся Макс и наклонился к Ирине для поцелуя.
— Слава богу, что ты не хочешь его день и ночь, — прошептала она ему в губы, отрываясь
от поцелуя на секунду, чтобы сказать это.
— Я вообще его не хочу. Никого, кроме тебя, — сказал Макс, перекатывая ее на спину и
ложась сверху.
— Мне тоже есть, что тебе рассказать. Выслушай теперь ты меня.
— Давай отложим все разговоры на потом. Умоляю тебя…
— Нет! Выслушай. Это очень-очень важно. Это… касается моего вранья тебе три года
назад, — выпалила она.
— Окей. Я — весь внимание.
Ирина отползла к стене, прислонилась к ней спиной и начала свой рассказ. Будет трудно…
— Однажды, в один проклятый день, в Саратовский детдом доставили черноволосую
девчонку с дебильным именем — Зара Аль-Фатуми. Лучше бы меня в роддоме и
задушили, или, как котенка — утопили.
— Или ты рассказываешь о себе нормально, или я не буду ждать конца, а всыплю тебе
прямо сейчас, котенок мой. «Лучше бы убили», — Макс скривился. — Они подарили мне
смысл жизни! А ты так говоришь.
— Ладно, ладно. Я еще помню, что такое — твой ремень. В общем, рассказывать о
детдомовской поре жизни особо нечего. Росла отшельником, одинокой девчонкой.
Воспитательницы пытались заменить мне мать, но, разве это возможно? Не поверишь, но
про месячные и секс я узнала от них, а не во дворе, трахаясь с местной гопотой, как ты мог
думать раньше. Я была девственницей до восемнадцати. И кто знает, как долго ею бы
оставалась, если бы не Михаил…
— Он лишил тебя девственности?
— Нет, не он. Слушай дальше. Жизнь в детдоме — это прекрасно, просто удивительно.
Каждое утро встаешь, а вокруг — стены, и ничего не меняется, только стены, день ото дня, твоя компания. С другими детьми я почти не общалась. Все смотрели на меня, как на
пришельца. Тупое имя, восточная фамилия, сама чернявая. Мне сразу сказали, что я
чужая. И ладно. Я много читала, наверное, всю классику за школьные годы перечитала.
— И твоя любимая книга — «Мастер и Маргарита», — довольно вставил Макс.
— Ты прав. По сей день любимая. Помню, как читала ее в десятом классе. Незабываемая