Шлюха
Шрифт:
— Это комплимент. Скажи спасибо. Хотя мне нравится твое отношение к оральным утехам. Кажется, будто ты наслаждаешься ими не меньше меня.
Я бросила на него взгляд, размышляя над кое-чем другим.
— Думаешь, я не ценю того, как много ты для нас делаешь? Ценю. Очень. И я благодарна за то, что ты делаешь, чтобы забрать Вандера.
— Знаю. Прости, что сказал это. Я мудак.
— Сочувствую по поводу твоего детства.
— Ложись.
Я слезла с Пэкстона и легла на кровать, готовая снять напряжение под телом своего мужчины. Вот только произошло не это. Пэкстон снял покрывало, и я прижалась к нему, спиной к его
Я пыталась незаметно потереться попкой о его пах, но он не пошевелился. Новая поза и нога поверх его талии тоже не возымели должного эффекта. Он сказал мне вести себя хорошо. Что за черт?
Он так и не открыл глаза, только провел рукой по моему бедру.
— Ложись спать. Мне рано вставать утром.
— Нет. Завтра у нас визит. Придет соцработник, — напомнила я, проводя по его ноге своей гладкой ножкой.
— Веди себя хорошо. Они придут после обеда. Я к тому времени буду дома.
— Скажи, что заболел.
Его теплое дыхание коснулось моих волос, когда он засмеялся.
— Я начальник.
— «Я начальник». Скажи, что тебя охватила похоть.
— Ты просишь секса?
— Типа того… Эйнштейн.
— Мне нравится. Попроси меня завтра снова.
Я застонала и перевернулась на бок, вжавшись задом в его пах.
— Спокойной ночи.
Пэкстон поцеловал меня в макушку.
— Я люблю тебя.
— Ага, хорошо.
Уже через несколько минут Пэкстон глубоко спал и расслабленно дышал, уткнувшись мне в волосы. Всего минут пять, не больше. Я лежала в его объятиях, пытаясь сконцентрироваться на Вандере, а не на всем остальном. Было сложно. Я знала, что Пэкстон использовал мое доверие к нему, обращаясь со мной как с щенком, найденным на пляже, как с животным. Но также я была уверена, что он скрывал что-то еще. Да и по правде, не думаю, что меня это заботило. Может, люди могут меняться. Может, Пэкстон мог измениться. К сожалению, я заснула не с мыслями о Вандере. Я заснула с чувством безопасности и радости, но в то же время неуверенности.
Следующее воспоминание: я просыпаюсь из-за ярких лучей, проникающих через стеклянные двери, и двух девочек, которые залезли в кровать. Роуэн и Офелия, по одной с каждой стороны. Улыбки на их лицах были такими же яркими, как солнце. Мне нравилось, что они просыпались такими веселыми по утрам.
— Привет тебе и тебе, где ваш папа?
Роуэн ответила мне так, словно я снова потеряла память.
— По понедельникам он работает, помнишь?
— Да, глупенькая. Я помню, но всегда просыпаюсь вместе с ним и провожаю его вкусным завтраком.
— Значит, теперь у него будет болеть животик, — добавила Офелия, затем напомнила, что сегодня ее день с Ми. — Сегодня мы поиграем с Ми.
— Мы пойдем в кино, — напомнила ей Роуэн.
— Замолчи, Роуэн.
— Фи, ты не можешь так говорить с Роуэн. Это некрасиво. Если бы твой отец услышал эти слова, он бы поставил твою маленькую попку в угол на час-другой. Извинись.
— Но мне не жаль.
Я застонала, скрывая улыбку.
— Пойдем. Приготовим завтрак.
Я отправила их восвояси и пошла в ванную, качая головой и слушая их, пока они спускались по лестнице. Роуэн сообщила Фи о своем намерении рассказать отцу о словах последней, Офелия же напомнила своей старшей сестре о Барби, спрятавшейся в фильтре бассейна. «Это спа. Она на отдыхе», — объяснила ей
— Чем хотите позавтракать? — спросила я, заходя на кухню, и снова закачала головой. — Что вы делаете?
— Облизываем окно? — объяснила с сарказмом Офелия, как две капли воды похожая на отца. Словно я сама этого не видела.
— Зачем?
— Оно холодное.
— Возьмите льда. Прекратите. Это противно. Что приготовить?
— Овсянку с коричневым сахаром, — произнесла Роуэн, не отрывая глаз от каталога игрушек на кухонном островке, поджав под себя ноги.
Конечно, Офелия тоже должна была сделать свой заказ.
— Яичницу с тостом. Я получу это на день рождения, — сообщила она сестре, указав на что-то в журнале.
— Нет, следующий день рождения не твой, да, мам?
— Но я получу игрушку. Можно, мам?
Я повернулась к девочкам и, набирая сообщение Пэкстону, наградила их взглядом, который они прекрасно понимали.
— Технически, следующие дни рождения — мой и отца, но твой будет раньше, чем у Фи. Фи, у тебя только недавно был день рождения.
— Это было давно.
Габриэлла: Ты не разбудил меня. Поел? Мог бы разбудить.
Обе малышки уже наполняли свои голодные животы к тому времени, когда Пэкстон ответил мне.
Пэкстон: Я не мог. Ты так умиротворенно спала, уткнувшись попкой в мой член. Нужно было уйти, пока не пришлось прогуливать работу по причине похоти.
На моих губах появилась мгновенная улыбка. Мне нравилось, что я так влияла на него, и еще больше мне нравилось то, что он говорил мне об этом.
Габриэлла: Можешь прийти похотливым домой.
Пэкстон: Прекрати!!! Я не могу одновременно думать об этом и ровнять бетон.
Габриэлла: Тогда лучше тебе прийти домой и заняться мной.
Пэкстон: Пока, люблю тебя.
Габриэлла: Да-да.
Все утро я ничего не могла делать. Была просто бесполезной. Нервозность, вызванная неизвестностью, не позволяла мне чем-либо заняться. Я еще раз прибралась, протирая то, что в этом не нуждалось, пока не пришла Ми.
Прежде всего она дала девочкам их новые камни. Об этом они подумали в первую очередь: не успела она переступить порог, они тут же напомнили ей об обещании. За час до этого девочки ругались из-за трехсотдолларового курортного домика для барби, который не получит ни одна из них. А сейчас просто радовались камням. Глупым камням, которые, по мнению Ми, имели волшебные силы. Конечно же, они в это верили.
Выражение на их лицах, когда Ми дала им эти простые маленькие подарки, были бесценны. Это были не просто новые камни, они были обрамлены в клетку из проволоки и свисали с серебристых цепочек.