Шмель в паутине
Шрифт:
– Родное стоит, – виновато буркнул Чунь. – Ладно, уговорил! Забирай машину! Только прошу, не рассказывай дурного про мой магазин, а то и так пол-Валхаллы теперь будет знать, что Чунь продает порченые флаеры.
Он в досаде растоптал окурок прямо на бетоне крыши.
– Как, сэр? – опешила секретарша, вынырнув из-за его спины. – Даже документы оформлять не будем? Так нельзя!
– Кто сказал про документы? Все, хватит с меня! Возьми у этого господина карточку и оформи флаер на его имя. Бесплатно! Все поняла?
– Поняла, сэр!..
Несчастная девчонка юркнула в дверь, и хозяин в сопровождении покупателя прошел вслед за ней. Без лишних разговоров Чунь открыл пластиковый ящик в углу офиса и вынул из свет упаковку с разными типами предохранителей и
– Парень ты сметливый, – сказал он. – Лучше меня знаешь, что и как там воткнуть. Или позвать механика?
Но разве мог Милан кому-нибудь доверить свою машину?
Веруй, и спасешься
Повсеместное возрождение веры, угасшей было в первые годы колонизации Эккарта, не может не радовать.
Например, Ренате Розовой, несчастной матери из Уральца, лишь вера в Христа помогла выстоять в борьбе с кошмаром, в котором она прожила долгие дни после захвата ее бандой похитителей и насильников. Безусловно, после своего освобождения она горячо благодарила всех сотрудников правопорядка и простых граждан, кто по всей стране молился за ее душу. Когда-то Ф. Ницше заявил: «Бог умер», а З. Фрейд считал религию «блаженной галлюцинацией», но как же они ошибались! Сейчас, спустя сотни лет технического прогресса, когда человек достиг звезд, религия вновь становится безраздельной владыкой человеческого сознания.
Остаток своего первого дня в столице Милан посвятил банальному отдыху. Настроив компьютер на прием телепрограмм, он улегся на кровати и бездумно следил за мельканием картинок, почти не вслушиваясь в голоса комментаторов. Пару раз ему попались короткие, не дольше двадцати секунд репортажи о происшествии над заливом, но никто и не подумал уделить этому событию сколько-нибудь значительное внимание. Журналисты не рискнули показать сурового Милана вблизи – так, нечеткая фигура на грани видимости, снятая с порядочной высоты уже после того, как интервью и допрос закончились.
Отправляя в рот кусочки пиццы, из дорожной хроники Милан узнал, что 12 июня 47 года небо над Валхаллой стало местом 38 транспортных происшествий, 4 из которых закончилось гибелью их участников. Некоторые из них на экране выглядели так красочно и кроваво, что какое-то скучное падение, закончившееся обыкновенным, пусть и смертельным испугом пассажиров, представлялось полной чепухой. Но только не для Милана, который мысленно записал в свой счет Антипову вторую жирную строку с единицей и бесконечным количеством нулей.
На другой день он засел за терминал, чтобы подыскать себе работу. Проведя за экраном почти час, Милан до последней буквы изучил сайт Департамента занятости, но в итоге бросил его и призадумался о своих дальнейших действиях. Вакансий по его специальности было не меньше сотни, некоторые как будто специально создавались для него, да только проблема была в том, что человек по имени Милан Хастич не имел никакого технического образования. Строго говоря, его вообще не было в природе и обществе, но поскольку на такую глубокую проверку – вплоть до государственного реестра Департамента народонаселения – стандартные процедуры идентификации личности не рассчитывались, он успешно существовал.
Никто не примет к рассмотрению его резюме. Любой кадровик в Эккарте раздраженно выкинет его в корзину, едва лишь удостоверится, что претендент – неуч.
Переполняемый мрачными думами, Милан расхаживал по комнате. Солнце белой полоской только начинало свой путь по стенам, порой обжигая лицо и шею подвижного постояльца, а древний кондиционер трудолюбиво жужжал, отдуваясь за человека.
Милан не мог понять, как он мог так легкомысленно отнестись к проблеме занятости. А ведь еще рассчитывал устроиться на работу в столичное подразделение «Антипова»! Что мешало ему сделать запись на кредитке в Петровске, потребовав у доктора Максимова помощи? А еще лучше в тюрьме, когда ее начальник Обри с покорной ворчливостью
В этот момент запищал почтовый ящик терминала. Милан озабоченно открыл его, с опаской ткнув в иконку пальцем. Единственный, кто мог знать новый электронный адрес Милана – кто-нибудь из служащих Департамента народонаселения, миграционный отдел. Или это случайный пакет от рекламного агентства, рассылающего всякую муть по произвольным адресам? Оказалось, почта действительно пришла из Департамента, однако транзитом. Не имея права выдавать адреса кому попало, тамошняя сервисная служба тем не менее послушно переправляла послания.
«Дорогой мсье Хастич! – писал «братец» Чунь. – Я так рад, что вчерашнее событие не ославило мой магазин, что просто пляшу перед телевизором. Но увы, тот механик, который проводил сборку и настройку флаера, был мной сгоряча уволен. Насколько я мог понять по вашим профессиональным действиям, вы хорошо разбираетесь в технике. Не соблаговолите ли занять должность в моей маленькой фирме? Жду вашего ответа».
«У меня нет диплома», – отстучал Милан. «Где же он?! Ты совсем не учился??» – «Учился, но какой-то сбой в Департаменте образования недавно испортил мою кредитку, стерев запись на сервере. А на восстановление из архива нужно время. Не знаю, как и быть». Выдавливая из себя слова, падавшие на клавиатуру словно градины на асфальт, он корчился от внутренних мук, но сказать правду означало лишиться работы. Произнести свою выдумку вслух Милан бы не сумел – после эксперимента в «питомнике» доктора Максимова он не мог солгать даже в мелочах. Только свое новое имя он произносил без сопротивления: как объяснил Максимов, оно каким-то образом слилось с его новым генетическим кодом, «вошло в кровь». Наверное, Рауль действительно превратился в Милана.
Так что ему оставалось только молчать и закрывать глаза стеклами, чтобы ни у кого не возникло желания лезть с расспросами.
«Ладно, приезжай так, придумаем что-нибудь» – ожил Чунь. Динамик пискнул, сигнализируя о разрыве связи, и Милан медленно расслабил скрюченные пальцы обеих рук. Мышечный спазм отступил, по сосудам вновь побежала остановившаяся было кровь.
Когда завершилась основная часть опыта и Милана выкопали из почвы питомника, прошло пять дней, прежде чем к «добровольцу» вернулась речь. Но когда его спрашивали, он мог или промолчать, до ломоты в челюстях стиснув зубы, или ответить правду, какой бы она ни была. Повторно заданный вопрос вызывал у Милана настолько сильную головную боль и даже мышечные судороги, что не ответить было невозможно – и самочувствие мгновенно возвращалось в норму, стоило лишь дать волю языку.
Черты лица его стали словно рублеными, неподвижными, их редко и с трудом удавалось сложить в нечто мягкое и эмоциональное. За это он был отдельно благодарен маститому ботанику: у людей не возникало горячего желания вступать с ним в разговоры. Волосы Милана стали намного светлее, и даже глаза из карих превратились в светло-зеленые. Иногда он задавался вопросом, узнает ли его родная мать, когда он спустя несколько месяцев приедет в Эль-Фернандо, «выйдя из тюрьмы».
Внезапно он понял, что воспринимает всю свою жизнь до эксперимента как нечто чуждое, схематичное и абстрактное, как будто не прожитое, а «вычитанное» из скучной книги. Кажется, только ненависть к «антиповцам» перешла к нему по наследству от Рауля – она была последним ярким переживанием Эндьеты. А может быть, Милан просто цеплялся за нее, чтобы иметь хоть какой-то ориентир впереди, пусть даже такой разрушительный. В прошлом остались настоящие привязанность к родителям, уважение к брату, подростковая любовь к Розе, более взрослые чувства к другим девушкам… И Милан, в общем, не жалел об этом. Сейчас он просто не понимал, как разные бестолковые эмоции могли играть такую важную роль в его прошлой жизни, даже заставили собирать деньги на переезд деда из Мексики в Эккарт.