Шнырлики-Охотники за Мечтой

Степченко О.

– Пр-р-рости, лаппусик, чттто-то сегодня в голову ну н-ничего не лезет, а по поводу п-пут-тешествия, то ккак-нибудь в дрругой раз, – круглое лицо Марка сделалось обречённым, а длинное лицо миссис Глэд налилось гневом.

– Папик хочет открыть необитаемые земли?! – прыснула Николь, выуживая из салата самую большую креветку. Она фальшиво затянула:

Я так хочу иметь в той голубой дали

Кусочек моря и полоску дорогой земли.

А лучше островок, ну хоть Мадагас-кар,

А ещё

лучше страну, пусть нет её на кар-

Те, те, те, те, те, те,

Где, где, где, где, где, где

Растут лохматые кокосы

И одна ор-хи-де-я….

– А подари-ка ты нам какой-нибудь островок типа Мадагаскара! – предложила Николь, выкладывая креветочные хвостики в виде забавной рожицы.

– Жаль, спетое не считается, – вздохнула Гудёна.

Мистер Глэд пробубнил что-то типа:

– Да, мореплавание, хм, о-очччень даже ммморские карты, насыпные ост-т-трова, да уж, гм, только я н-нне умею пл-пл-плавать! – и потом вдруг как заверещит. – Ппрости, Розззалюсик, но я не ххочу ничего поккку-пать и не хочу ни-ку-да ехать, и нннастоятельнейше прошу оссставить меня в пппокое!

– Это полный облом! – сразу обмякли шнырлики.

После этих слов лицо Марка приобрело оттенок столь невыразимого страдания, что всем членам семьи Непрозрачных стало ясно – про радужную мечту о путешествиях можно забыть. А Розалия продолжила свой допрос, переключившись с мужа на дочь:

– Недавно ты хотела пойти к Смитам на свою первую вечеринку, – сказала она.

– У меня апатия от Смитов и от их пати, – скривила губки Николь.

– Странно, я же прекрасно помню, – удивилась миссис Глэд.

– Маа…

– Может, ш-шшоппинг?

– Неа…

– Твоя мечта о вечернем платье, как у Аннет? – вскинула бровь Розалия, а Гудёна нацелила свой сачок.

– Как у Аннет?! Ну, нет! А как у всех – не хочу!

– Странно! Похоже, и у тебя исчерпались все мечты! – подытожила миссис Глэд. – Теперь моя очередь мечтать. Я ХОЧУ, я МЕЧТАЮ… – Сидящие на люстре шнырлики снова приготовились к ловле. – Я щас такого намечтаю…, – начала Розалия, и еле различимый серый шарик отделился от её головы. «Обычка…. А чего ещё от неё ждать», – подумала Крутиция, на всякий случай запрыгивая на плечо к своей хозяйке. – Я как будто бы, хм, странно, ну, ни одной мысли, я буквально ничего не хочу и ни о чём не мечтаю! – удивилась Розалия.

– Мамсь, ты часом не заболела? – заволновалась Николь, а мистер Глэд уронил на скатерть приличный кусок индюшки.

– Я совершенно здорова! – в голосе миссис Глэд засквозили стальные нотки. Марк стал ковыряться в салате, Розалия щедро солить скатерть, или мужнины брюки, или и то, и другое, но зацепилась за привязанную Тимом к стулу иллюминацию. Потом все кричали и суетились, распутывая друг друга и поднимая ёлку, а мечтарики смотрели на них сверху вниз, покачивая прозрачными головами.

Именно в то чудесное время, когда каждый дом по Кленовой улице стал похожим на огромную сияющую шкатулку, а в каждом окне зажигалось по ёлочке, именно в эти волшебные дни

наступили тревожные для мечтариков времена. Просто их хозяева, впрочем, как и многие нормвилльцы, совсем перестали мечтать. Семейный котелок мечты, то есть Магическая Супница прозрачных, был совершенно пуст, и рано или поздно это должно было случиться, и это случилось – самый младший из шнырликов заболел. Вечером слабый и посиневший Скрипыш лежал в своей картонной кроватке, а папаша Нуч в пижаме и тапочках читал ему перед сном: «Настанет день, когда все собранные мечты превратят нас в волшебных летающих существ!» — в этом-то, сынок, и состоит смысл всей нашей жизни!

– А ты говорил, что смысл нашей жизни, собирать и хранить мечты, – сонно пробормотал Скрипыш.

– Собирать и сберегать, – это да, я говорил, что это наше призвание. – Тянуч был слегка обескуражен прямотой и искренностью своего младшенького. – А летать, это, ну, как же тебе сказать? Это….

– Это – наша мечта? – взволнованно спросил Скрипыш, а отец чуть не подавился от неожиданности.

– Что ты??? О чем это ты??? Нам же нельзя ме…, ме…, – заблеял отец. С трудом нащупав закладку в конце книги, Тянуч начал читать, но буквы запрыгали перед его глазами. – А теперь давай, это само, повторим правила, основные правила. Каждый прозрикдолжен их знать, потому…, потому как это правила.

– Из «Большой Книги Мечта"риков»? – подсказал Скрипыш.

А Тянуч выдохнул и продолжил:

– «Далеко не удаляться от своих чердаков, ни при каких обстоятельствах не проявляться в Мире Людей, не наводить ужасы и не магировать, и самое главное – ни за что самим не ме…, не ме…, не ме-чтать!» Ты слышал: «ни за что не ме-чтать!», – по слогам произнёс он.

– Не наводить, не маги’ровать, не п’роявляться, – ясень день, – закивал малыш. – Но, папулечка Нуч, почему нам нельзя мечтать? – недоумевал Скрипыш, моргая сонными глазёнками.

Отец закрыл его рот рукой и испуганно огляделся по сторонам. Коллекторов нигде не было видно. И вообще, кроме них двоих, на чердаке никого не было.

– Тсс!!! Скрипушка! Я же только что тебе говорил: нам, мечтарикам, нельзя мее…, мее…, ну, ты меня понял.

– Но почему??? – никак не унимался больной.

– Не знаю и знать не хочу, и тебе не позволю! Ишь, какой вопросительный: «почему»? – несколько смягчился отец. – Не мечтариковское это дело – мечтать!

– Ну, папочка Нучик, – заскулил малыш. – Я, честное плазменное, молчок!

Синие волосы Тянуча разметались, став похожими на морские водоросли. Отвернувшись от сына, он утёр со лба пот:

– Тут и секрета особого нет, – выдавил, наконец, Тянуч. – Ни секрета, ни ужаса, вот! – Вернее, нет ужаса в этом ужасе, вот ведь в чём ужас!

– Ну, пожаа-ааа-лста! – заканючил Скрипыш.

– Рановато, конечно, да ладно, – отец обречённо махнул рукой и уселся поудобней. – Когда-то прозрачные и непрозрачные жили в одном общем и добром мире! Вместе играли, учились, работали и отдыхали! Но однажды всё изменилось, и появились эти невидимые перегородки между мирами. Невидимые, ох-ох-ох, но непробиваемые.