Шоколадница
Шрифт:
– Как вы жестоки! – отрицательно воскликнула барышня, - Как вы смеете?! Я вас не понимаю. Сами в таком положении не были, а потому и не знаете. Вот старым станете, будете помощи просить, а вам что должны отвечать? «Простите, дедушка, не хотим мы силы свои молодые на вас тратить. Нам есть чем заняться, а ты ступай и не мешайся здесь нам». Так, что ли? Вы что, рады этому будете?
Начальник задумался.
– А даже если и так! Да! Я, может, лучшего и не заслужил.
– У живых людей нет времени беседовать с мертвецами,
Искреннее признание Василия Ефимовича удивило Иду, но она не намерена была мириться с такой нигилистической точкой зрения. Между собеседниками вновь повисла тишина, дающая обоим право поразмыслить над мнениями друг друга.
– Знаете, я тут недавно думала, - мечтательно начала Ида, - Как было бы чудесно, если бы для животных из питомников строили маленькие загончики в больницах, вдовьих домах и других местах, где людям одиноко и тоскливо. Тогда этим несчастным было бы не так плохо, и, думаю, животным тоже данное решение пошло бы на пользу. Как вы думаете, это хорошая идея?
– Ох, снова ты херню городишь, женщина. Вам, бабам, лучше бы молчать в тряпочку и не мешать. Хотя б выглядеть будете красиво и настроение поднимать, - нудно бурчал хозяин, - Но, если представить, что к твоим словам прислушаются и сделают, как ты говоришь, одна проблема решится, а вот другая – посерьёзнее – останется. Люди, которых ты считаешь несчастными, изолированы. Своей «доброй волей», как и любой «хорошей» идеей, ты сделаешь хуже. Те люди просто будут жить в «своём» мире. Когда-то их загнали в дома, отгородили от общества, так они и живут в «своей» среде. Животные только помогут им окончательно закрепоститься. Так они и будут жить, далёкие от мира. Лучше б этих домов не было. Всем проще стало б сразу. Но тебе, я вижу, этого не понять, так что не начинай разговоров, которых не можешь поддержать.
Ида была не согласна, но вида не подала, сдерживая себя от инициирования нового конфликта, страшась его разгорания, не выгодного обоим. Выполнив немую просьбу мужчины, она всё же решила удостовериться:
– Так вы запрещаете мне уйти пораньше?
Мужчина, кончив с подсчётами и отложив в сторону клочок пожелтевшей бумаги, мельком глянул на прелестную леди, столь далёкую от него по духу.
– О, чёрт с тобой! Вали к своей бабке! Можешь вообще не возвращаться! – свирепо откликнулся он, однако в его неприятном тоне чувствовалась вполне объяснимая усталость.
– Благодарю, - неловко ответила красавица и незаметно ретировалась. Виной её нерадостной реакции служило разочарование, вызванное впечатлением от вышеописанного разговора, опустошившего надежды и альтруистские мечты девушки.
Вдовий дом
Во Вдовьем доме пахло неизвестными медикаментами и немытой плотью, давая своевременно понять незваному гостю, куда он пришёл. Несмотря на, возможно, кажущийся заботливым уход за бывшими жёнами гражданских
Ида не могла смотреть на обитательниц сего учреждения без жалости, но, не владея рецептом эликсира молодости, невозможно облегчить страдания личностей, чей путь медленно подходит к ожидаемому концу.
Девушка, чувствуя себя неуютно, стыдясь своих молодости и прекрасного здоровья, маленькими, неуверенными шажками перемещалась по коридору жилья призренных. Завернув в знакомую комнату, Ида обнаружила отсутствие любимой бабушки, ласково именуемой Тоней. Койка пустовала, а по ту сторону запотевшего окна беспокойный ветер качал искусные ветви молодого вяза.
Не менее взволнованная барышня поспешила выведать у остальных жителей судьбу милой старушки. Ида выбежала из пустующей бледной комнаты и отправилась на поиски живой души.
Удача ждала Иду недолго, и вскоре фрейлейн встретила спокойно идущую ей навстречу худощавую, с маленькими неприветливыми глазками, медсестру, которую чуть ли не сбила с её и так тонких ножек добродетельного призрака.
– Здравствуйте, простите, вы не знаете, куда пропала Антонина Семёновна из восьмой палаты? – нервно, запинаясь на каждом слове, спросила дева.
Медсестра размеренно остановилась и, изучая высокомерным взглядом Иду, ответила:
– Никуда она не пропала, - с ледяным равнодушием, отточено говорила женщина в белом одеянии, - Антонина Семёновна была по собственному желанию переведена в другую палату. В восьмой её слишком сильно дуло, если вам интересно. Сейчас лежит в третьей, на первом этаже.
– Спасибо! – послышалось у боковой лестницы. Эхом раздался дубовый стук каблуков, становясь слабее и слабее и, в конец, спустя минуту, глухо затих окончательно.
Медсестра механически повернулась, жёстко и громко спросив:
– Но… кто вы?!
***
Ида сбежала с ложной дороги и молниеносно очутилась в дверном проёме, над которым красовалась крупная цифра «3». Девушка, отдышавшись, придя в себя и вспомнив о вежливости, робко постучала, ожидая ответа.
– Кто это? – прохрипел чей-то раздражённый голос.
– Это Ида. Бабушка, я могу войти?
– Что ещё за Ида?
Грустный скрип кровати раздался в тишине, создавая в мыслях обеих женщин непонятную пропасть.
– Я. Твоя внучка.
С правого края комнаты показалась маленькая старушечья голова, которую, словно нимбом, опоясывал пух белых, слегка сероватых, волос, видневшийся на свету. Подслеповатые, блёклые глаза тупо смотрели вдаль, слегка приоткрытый, с пересохшими губами рот будто издавал неслышимый звук или пытался что-либо произнести, а вопросительное выражение лица достигалось лишь за счёт тонких, почти невидимых бровей. Пожилая дама, вероятно, разглядев лицо девушки, стоящей напротив неё, нахмурилась и посмотрела осмысленно и строго прямо на Иду.