Шоколадник

Батчер Джонатан

— Идея, что у него вообще есть брат.

Табби протестует.

— Но Джеймс может даже назвать имя своего брата: Креб. Зачем Джеймсу бояться, если его не существовало?

Табби ловит ещё один неуверенный взгляд мистера Холдена.

Миссис Холден говорит:

— Нет данных о том, что у Джеймса когда-либо были братья или сёстры. Никаких следов его тогда и никаких признаков с тех пор. Да, в этом грязном доме было три спальни, но что это доказывает, кроме того факта, что его родители использовали верхний этаж как… комнату для наказаний?

Разочарованная, Табби потягивает чай, обжигая язык.

— Тогда

кто, как вы думаете, убил их?

Улыбка миссис Холден почти исчезает.

— Если ребёнка заковывают в цепи и запирают всякий раз, когда он капризничает, а затем он, наконец, достигает своего предела и делает что-то глупое, как ты думаешь, он захочет вспоминать такие вещи?

— Лишить жизни — нелёгкое дело, — говорит мистер Холден.

Миссис Холден добавляет:

— Возможно, для Джеймса было бы более утешительно представить, что пропавший брат или сестра совершили этот поступок, вместо того, чтобы винить себя.

Нечасто у Табби появляется возможность поговорить с Холденами без Джеймса в комнате, и они никогда раньше не обсуждали прошлое её мужа так откровенно.

Табби говорит:

— Вы думаете, он заблуждается? Вы думаете, что десятилетний мальчик совершил такие ужасные вещи со своими родителями? Зная Джеймса, и зная, каким нежным и тёплым он может быть, вы действительно в это верите?

Мистер Холден смотрит на жену и открывает рот.

Прежде чем он успевает что-то сказать, миссис Холден резко произносит:

— Может, я и хожу в церковь, Табби, но я не наивна. Я замужем за бывшим военнослужащим, поэтому знаю, что подставить другую щёку — не всегда выход. Так что, если Джеймс увидел возможность дать отпор этим монстрам, я даю ему добро. Если бы он этого не сделал, я полагаю, его жизнь сложилась бы иначе, не так ли?

Тишина.

Миссис Холден встаёт со стула, смущённо расправляя платье.

— Прошу прощения, Табби. Но это сложная тема, я уверена, ты согласишься.

— Я понимаю, — говорит Табби. — И что бы ни случилось, мы все хотим для Джеймса только самого лучшего.

Миссис Холден кивает.

— Прошу прощения. Думаю, я могу пойти поздороваться с детьми?

— Конечно, — говорит Табби.

Она выходит из гостиной и поднимается по лестнице.

Мистер Холден кружит чай, нахмурив брови. Затем он с грохотом ставит кружку на стол и пристально смотрит на Табби.

— О чём вы думаете? — спрашивает Табби.

Не сводя с неё взгляда, мистер Холден говорит:

— Я думаю, тебе следует избегать повторения этого имени снова. Имени его брата.

Табби тупо смотрит.

— Что? Почему?

— Я серьёзно. А теперь я собираюсь рассказать тебе кое-что, что умоляю тебя хранить при себе. Ты можешь это сделать?

— Да, думаю, что да.

— Спустя пару лет после того, как у тебя появилась Хейли, ещё до того, как Джеймс научился водить машину, он попросил меня сделать кое-что для него. Дом его родителей был передан ему, и ему было восемнадцать лет, так что он мог делать с этим местом всё, что ему заблагорассудится. Я знаю, что мы с миссис Холден сделали всё возможное, чтобы помочь вам, но я подумал, что любой умный парень, который только что стал отцом, захочет продать собственность, которая ему не нужна, но не наш Джеймс. У него была только

одна просьба: засыпать яму в саду.

Табби откидывается на спинку стула.

— Зачем ему это было нужно?

— Он не сказал мне, но он был очень серьёзен. Он хотел, чтобы я держал это в секрете, и я делал это до сих пор. Я помог ему заказать бетон и нанять оборудование, необходимое нам для работы, а потом… Ты помнишь, когда Хейли едва исполнился год, и мы с Джеймсом вместе отправились на каникулы, мы с ним вдвоём?

Табби улыбается.

— Да. Думаю, вы тогда сказали, что нет ничего важнее, чем свежий воздух, рыбалка и пиво.

— Это была шутка, конечно. Я всегда был любителем бутылки бордо. Но, тем не менее, мы не пошли далеко — фактически, всего на двадцать миль или около того. Мы остановились в хижине на берегу красивого озера и много работали каждый день, когда были на природе. Я помню, как ты потом сказала нам, что, вернувшись, мы выглядели более уставшими, чем когда уезжали.

— Почему вы говорите мне это?

Глаза мистера Холдена скользят к двери, возможно, проверяя миссис Холден.

— Когда мы впервые прибыли в этот проклятый дом, Джеймс повёл меня прямо в задний сад. Он отвёл меня в сарай в дальнем конце, который, казалось, был в какой-то момент отгорожен, но цепь была разорвана, и в гнилом полу флигеля был пролом. И позволь мне сказать тебе про запах, — он морщится при воспоминании. — Ужасный. Как прямая кишка тысячи мертвецов, если простишь меня за термин. Но запах — это просто запах, и я могу справиться с неприятными запахами. Но было что-то ещё, что мне не понравилось. Это было…

Он замолкает. Потерянное выражение его лица — такое, которое Табби не видела у него раньше: извиняющееся, смиренное и да: возможно, испуганное.

— Как это было возможно? — спрашивает он. — Эта дыра выглядела как вход в рухнувшую шахту, но этого не могло быть, не так ли? Что они когда-либо добывали в этих краях, кроме денег из карманов туристов? Но всего в нескольких футах под землёй были валуны, и звук вроде… я с трудом могу сказать. Как бульканье в животе. Я спросил Джеймса, что он знает об этом месте, но он не ответил. Только сказал мне, что мы должны его заколотить и забетонировать.

— Как вы думаете, что это было? — спрашивает Табби.

Старый военнослужащий пожимает плечами, его усы дёргаются, а глаза смотрят пристально.

— Я не знаю. Но за все годы, проведённые за границей — а я видел там вещи, которые всё ещё преследуют меня — я никогда не боялся так, как когда я заглядывал в это отверстие в земле. Поэтому мы заколотили дыру и заделали её бетоном, как могли. Насколько я помню, проделали отличную работу. Я не уверен, почему, но после того, как мы закончили, я спросил его: «Это как-то связано с твоим братом?» Он не произнёс в ответ, но сказал только: «Креб?» Взгляд Джеймса мог бы сделать из более слабого человека, возможно, покойника. «Не называй его имени», — отрезал он. И я клянусь тебе, Табби, могилами всех моих павших товарищей: раздался звук из-под бетона, который мы только что закончили укладывать: два удара. Как ответ. И хотя я почти намочил своё нижнее бельё — если ты извинишь меня за термин, — Джеймс не выглядел ни капли удивлённым. Насколько я помню, в ту ночь мы сильно выпили.