Шолохов
Шрифт:
Потом в книге читалось вроде бы лишь чуток иначе, но на самом деле существенно уточняющее смысл, с усилением: «Дуняшка, накрывая на стол и не глядя на мужа, спросила:
— Что же, по-твоему, кто в белых был, так им и сроду не простится это?»
Еще пример — на этот раз просто стилевого улучшения. В начале последней главы сперва вывел: «Как выжженная степь, черна была жизнь Григория…»
Но вернулся к тексту и получилось так: «Как выжженная палами
Глава восьмая
1940: ПРЕМИЯ ВОПРЕКИ МНЕНИЯМ
В 1940-м Шолохову исполнилось тридцать пять лет.
Много это или мало? Справедливо говорят: жизнь измеряется поступками.
Сталин, Ахматова, Платонов
Январь. Могло показаться, что едва ли не все столичные газеты тиражируют слово удачливого на славу станичника. Печатаются отрывки из завершаемого «Тихого Дона» в «Правде», «Комсомолке», «Известиях», в «Красной звезде» и даже дважды в «Литературной газете». К тому же вышла в свет книга со «статейкой» Шолохова в честь Сталина.
В конце месяца Шолохов отправился в Москву, чтобы передать Сталину письмо. Оно оповещало о важном событии:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Привез конец „Тихого Дона“ и очень хотел бы поговорить.
Если сочтете возможным — пожалуйста, примите меня.
С приветом М. Шолохов. 29.1.40».
Неизбежны переживания: что скажет этот первый, еще по рукописи, читатель?
Шолохов помнил 1931 год. Сталин тогда прочитал рукопись как цензор и разрешил печатать «крамольное» сочинение. Может быть, и на этот раз прочитает и предотвратит запреты.
Писатель ожидал неприятностей из-за двух, по меньшей мере, особенностей концовки «Тихого Дона». Мелехов так и не стал большевиком. И не появился образ Сталина, даже просто его имя. Это конечно же выглядело странным, ведь в романе десятки и десятки реальных исторических лиц. Не раз называется Ленин. Выведены Буденный, Нахамкес-Стеклов, Малкин… Упомянуты грузинские имена: герой 1812 года Петр Багратион, участник вёшенских событий в 1919-м Василий Киквидзе… Не обошлось без Григория Распутина, Брусилова, Керенского, Каледина, Краснова, Деникина… Больше ста исторических персонажей!
Рукопись не была прочитана Сталиным и сразу же отдана в «Новый мир» и издательство «Художественная литература». От издательства пришло доброе сообщение, что она прошла знакомство в начальственных кабинетах и запущена в работу. Для начала ее отдали бдительному редактору, затем — въедливым корректорам, потом — техническому редактору и художественному…
Значит, не выбросили из нее рассказ Аксиньи Григорию о том, как живется его Мишатке в качестве сына бандита (ведь тогда слово «бандит» соответствовало понятию «враг народа»): «А Мишатка раз прибегает с улицы, весь дрожит. „Ты чего?“ — спрашиваю. Заплакал, да так горько… „Ребята со мной не играются, говорят — твой отец бандит“».
В ответе Аксиньи Шолохов выразил свой взгляд на Мелехова: «Никакой он не бандит, твой отец. Он так… несчастный человек» (Кн. 4, ч. 8, гл. XVII).
Хотя бы так удалось охарактеризовать Мелехова. Это только спустя многие годы придет время говорить полную
Остались и те строки, в которых отозвалась его, шолоховская, молодость: «Появились небольшие вооруженные банды. Это было ответом кулацкой и зажиточной части казачества на создание продовольственных отрядов…» (Кн. 4, ч. 8, гл. X).
Не тронула цензура и сцену митинга, когда раскололось казачество (тоже впечатления из юности автора).
«— Уберите продотряды!
— Долой продовольственных комиссаров!
В ответ им красноармейцы караульной роты кричали:
— Контры!» (Там же).
Шолохов не жаловал учебники по истории Гражданской войны. Не сверял по ним свое перо. Потому-то и смел осуждать за крайности классового противостояния и белых, и красных, и зеленых. Со всей полнотой показал в своем романе — плохо простым людям, когда оружие имущие ослеплены противоборством.
Когда Мария Петровна узнала, что рукопись пошла к наборщикам, так вместе со свекровью накрыла праздничный стол. Хозяйки знали, чем угодить — все, от мала до Михаила Александровича, любили «талантливые» пирожки с картошкой, с бараньими выжарками, пирожки с мясом и рассыпчатую, «под парами», прямо из чугунка картошку с домашней — аж ложка стоит — сметаной.
Жизнь приукрасилась не только дома. Пошли отклики на отрывки из романа в газетах.
Роман завершен — жизнь со всеми ее беспокойствами продолжалась. И Шолохов не отстранялся. Он не прекратил своего заступничества за тех, кто нуждался в защите.
У пятидесятилетней Анны Андреевны Ахматовой за двадцать последних лет — непрестанная череда злосчастий. Ее творчество под стойким политическим подозрением. И нет ни своей квартиры, ни заработка, поскольку не печатают. Зато клеймо на всю жизнь: в 1921-м расстрелян муж — поэт Николай Гумилев как участник контрреволюционного заговора. В этом году арестовали сына, Льва Гумилева, в будущем выдающегося ученого-историка и географа.
Кто сможет помочь матери и сыну? Шолохов! Об этом сообщила Ахматова в своих заметках, которые, увы, были напечатаны после ее смерти и смерти Шолохова. Всю жизнь он тщательно скрывал этот свой благородный поступок: Лаврентий Берия уступил просьбе писателя, и сын Ахматовой был выпущен. Увы, пребывал на свободе недолго (в общей сложности он провел в лагерях около двенадцати лет).
Еще одна драма. «С 1925 года меня совершенно перестали печатать и планомерно начали уничтожать в текущей прессе. Можно представить, какую жизнь я вела в это время. Так продолжалось до 1939 года», — записала Анна Андреевна.
Нашелся, однако, смельчак, который рассказал Сталину о положении Ахматовой. Случилось чудо: дано было указание срочно выпустить книгу. В мае 1940-го она вышла под названием «Из шести книг». В нее вошли избранные произведения за 1912–1940 годы.
Еще более невероятное последовало дальше. Шолохов рассчитал, что для опального поэта мало выпустить книгу, тем более, по обыкновению для поэзии, малым тиражом. Нужно возбудить общественное мнение. Что же он предпринял? Ответ в записках Ахматовой: «Шолохов выставил ее на Сталинскую премию (1940)».