Шолохов
Шрифт:
— Читаем, читаем «Тихий Дон»! — воскликнул он. — Диспуты, знаете ли, даже устраиваем!
— Это о чем же, любопытно узнать? Кулацкий я пособник или нет? Или по какой статье меня лучше законопатить? — улыбнулся Михаил, изучая Илью Ефимовича. Резник постарел, шевелюра его заметно поредела, цыганская борода подернулась серебряными нитями.
— А вы все тот же шутник, Михаил Александрович! Хе-хе! Узнаю! — в лад ему посмеивался Резник. — От души поздравляю вас с удачей! У нас, местных старожилов, сами понимаете, особое отношение к роману. Мне уж кое-кто говорил: это не ты ли Штокман?
Илья Ефимович втайне ждал, что ему на это Шолохов скажет,
Насчет диспутов Резник не врал. Поспорил он, например, со своим старым приятелем Гроднером из Усть-Медведицкого окружкома партии, кто же из них выведен в романе под именем Штокмана (были они оба похожи).
— Я, как и Штокман, работал на мельнице, организовал там кружок, — говорил Резник.
— А я до революции, как и Штокман, был агентом фирмы «Зингер» на Верхнем Дону, — возразил Гроднер и добавил обидно: — К тому же у Штокмана интеллигентные манеры.
Однако, зная Михаила, Резник сильно подозревал, что Штокману еще суждено появиться в романе, как только дело подойдет к 19-му или 20-му году, когда образовалась между ним и Шолоховым вражда. И тогда неизвестно, захотят ли они с Гроднером быть похожими на Штокмана! Поэтому он не шибко настаивал на своем, хотя вообще слыл отчаянным, доходящим до исступления спорщиком.
Вошел кудрявый, похожий на барашка Ауэрбах с подносом. Резник наполнил рюмки.
— За встречу, Михаил Александрович!
Выпили, закусили лимончиком.
— Имею я к вам, Илья Ефимович, просьбу, — приступил к делу Михаил. — Слышал я, вами арестован и помещен в Миллеровский исправдом бывший казачий офицер Александр Степанович Сенин.
— Это так, — кивнул Резник. В глазах его, цветом напоминавших папиросный пепел, засветился огонек азарта. «Неужели будет просить за Сенина? — подумал он. — Любопытно, очень любопытно!»
— Я хотел бы получить с ним свидание.
Резник нахмурился.
— Видите ли, мы не даем свиданий с обвиняемыми по расстрельным статьям. Таковы правила следствия. Этот Сенин… он ваш родственник или знакомый? — с затаенной надеждой осведомился Илья Ефимович.
— Да нет, он же один из персонажей «Тихого Дона»! Он действует в конце второй книги. Только я его в жизни никогда не видел. Вы понимаете, как для меня важно повидаться с ним? Тем более, если его ждет расстрел. Получается, что это последняя возможность узнать правду о событиях, связанных с Сениным. Я мог бы обратиться прямо к Евдокимову — обычно в подобных делах он шел мне навстречу, но потом подумал: а стоит ли сразу действовать через вашу голову? Мы ведь старые знакомые, хотя наши отношения и складывались непросто. Но они, вероятно, не стали бы лучше, если бы вам пришлось помогать мне по указанию сверху. Поэтому я и поехал сюда, а не в Ростов.
Михаил блефовал: самое большее, в чем ему оказывал содействие Евдокимов, начальник Ростовского управления ГПУ, так это в допуске к архивным материалам времен гражданской войны. Он не знал, как отреагировал бы Евдокимов на его просьбу, но понимал, что в случае отказа ехать к Резнику уже было бы бесполезно. Вот почему Михаил начал действовать «снизу», а не «сверху».
Резник размышлял, вертя в пальцах рюмку. В просьбе Шолохова не было ничего неестественного, если Сенин — его персонаж. В таком мелком деле довольно глупо не пойти ему навстречу. Но такое ли уж оно мелкое? А если на самом деле они старые друзья с Сениным, как это было с Ермаковым? Если цель этого свидания — не только литературная? А вдруг Шолохов под благовидным предлогом
— Хорошо, Михаил Александрович, — сказал он, поставив рюмку на стол. — Вы получите свидание с Сениным. Никому другому бы не разрешил, а вам, творцу «Тихого Дона», отказать не могу. Но предупреждаю: на этой встрече будут присутствовать я и стенографист.
— Вот как… — разочарованно пробормотал Михаил. — Я, как вы понимаете, не собирался с ним ни о чем секретничать, но в писательском деле важно, чтобы человек раскрылся перед тобой, а разве раскроется он в присутствии чинов ГПУ?
— Таковы правила, — развел руками Резник. — Любые сведения, сообщенные обвиняемым в столь тяжких преступлениях, могут иметь большое значение для следствия. С другой стороны, нам необходимо следить, чтобы он не использовал вас в качества пассивного проводника информации. Подчеркиваю — пассивного. Сенин прошел хорошую школу подполья, знает, как это делать. В 21-м году он даже прокрался под чужой фамилией в советские органы — был следователем дивизионного особого отдела. С таким ухо надо держать востро! Он может попросить вас: передайте таким-то людям на воле, что я раскаялся в содеянном. Казалось бы, отчего не передать? А на самом деле это никакое не раскаяние, а закодированная фраза. Я не могу брать с вас подписку о неразглашении содержания беседы с подследственным, потому что вы-то как раз собираетесь ее разгласить — в литературном смысле, конечно. В таком случае моя прямая обязанность — разобраться, что в беседе с Сениным подлежит разглашению, а что нет. Вы же, со своей стороны, не должны задавать Сенину вопросы о том, как проходит следствие по его нынешнему делу.
— Да я и не знаю, что это за дело, — сказал Михаил. — Но, между прочим, хотел бы знать. Мне далеко не безразлично, каким путем пошел мой персонаж. Я не буду ни о чем таком Сенина спрашивать, но, может быть, вы мне сообщите о деле то, что считаете нужным?
— Кое-что сообщу, — кивнул Резник. — Но это тот самый случай, когда сведения должны остаться в этих стенах, пока Сенину не вынесен приговор. Надеюсь на вашу сознательность пролетарского писателя.
— Даю слово.
— Сенин создал в хуторах и станицах Верхнего Дона казацко-белогвардейский «Союз освобождения Дона», который пытался поднять мятеж против советской власти, пользуясь недовольством отдельных слоев населения коллективизацией, — с заговорщицким видом сообщил Резник.
«Сведения» эти, если не считать фамилии Сенина, были напечатаны некоторое время назад местными и даже центральными газетами. Михаил ждал продолжения, но Резник молчал.
— И последняя просьба, — сказал Михаил. — Я бы хотел вести запись беседы.