Шон Т. Смит - Слезы Авраама
Шрифт:
Нэшвилл, Тенесси.
Леон Смит присел на корточки в однокомнатной квартире, перепуганный за судьбу своих родных. Всю ночь за дверью слышалась стрельба. Он слышал грохот дробовиков, пистолетные выстрелы, а однажды, даже очередь из чего-то автоматического. Эти, в общем-то, незаконные штуки, не могли сдержать напора банд.
Он поставил перед дверью своё старенькое простенькое кресло и всю ночь сидел в нем, сжимая револьвер убитого начальника. Жена и дети Леона спали в одной кровати.
Леон ни разу не слышал полицейских сирен. Район Нижнего Антиоха и раньше был местом, куда копы заглядывать очень не любили. Теперь же, казалось, они вообще вырезали его с карты города. Снаружи доносились только вопли, крики, стрельба, звуки бьющегося стекла.
Этот дом находился под контролем лаосской банды, которая называла себя Кровавые Пауки. Они были кучкой подростков, которые только и делали, что торговали наркотиками, воевали с соседями и бахвалились своим, так называемым братством.
Всходило солнце и Леон понимал, что семью нужно вывозить. Но идти было некуда. Весь его мир заключался в этих стенах, в людях, которые в них жили. Сестра жены жила в Лос-Анджелесе, а брат в Атланте, но Леон не хотел туда ехать. Он хотел скрыться в сельской местности. Может, был смысл уехать в Скалистые горы. И чем чаще он обращался к этой мысли, тем больше она его привлекала.
Он сунул револьвер за пояс и в полутьме принялся собирать вещи. Он поднял любимую игрушку малыша Эдди - плюшевого мишку.
Леон почувствовал стыд, который, по его мнению, не должен был испытывать мужчина. Продавленный диван, голые стены и стрельба снаружи убеждали его, что он, как муж и отец, со своей задачей не справился. Самое главное дело своей жизни - обеспечить безопасность своей семьи - он закончить не сумел.
Запихивая игрушку, которую однажды выиграл для сына на ярмарке, Леон размышлял о своей жизни. Он злился на свою бедность, на расизм, на то, что каждый день, с момента подъема с постели и до момента выключения света, он всё глубже увязал в этом болоте. Его дети заслужили лучшую жизнь, имели право на возможность, которую, судя по всему, уже утратили навсегда. Эта дыра была таковой и до того, как страна начала разваливаться, и Леон не знал, как из неё выбраться. Денег всегда не хватало. Всегда не хватало работы. Он жил впроголодь с момента, как уволился из армии, вся его жизнь проходила в каком-то замедленном движении.
Из соседней квартиры послышались крики и звук выбиваемой двери. Кричала женщина. Леон знал её. Добрая набожная пожилая леди, в одиночку воспитывавшая внуков. Двоих старших парней недавно выгнали из школы, а девочка, Лейша, часто играла с сыновьями Леона. Сквозь тонкие стены он слышал детский плач, требование старушки убираться из её дома. Леону показалось, это было как-то связано с бандитскими делишками. Наркотики или оружие. Или обычная месть. Подобные вещи регулярно происходили в бедных кварталах по всей стране, но они не интересовали прессу, потому что это было некрасивое насилие. "Если симпатичная белая женщина убивает своего мужа, это становится общенациональной
Леон положил плюшевого мишку на кресло, проверил револьвер и вышел.
– Где они?
– спрашивал один подонок с красной банданой на голове. Штаны наполовину сползли с задницы. Он и его дружок, которому могло быть, одновременно, и пятнадцать и двадцать пять стояли прямо в проходе.
– Не знаю. Здесь их нет. Выметайтесь из моего дома! Проваливайте! Оба!
– в глубине комнаты кричала Лейша.
Сейчас, может всё закончиться. Может, они уйдут и никто не пострадает.
У одного из бандитов в руках был обрез ружья. Он повернулся к Леону.
– Не твоё дело, старикан!
– сказал пацан. Его рот искривился в ухмылке. Он направил обрез Леону в грудь - Или, хочешь огрести?
– Вали его!
– крикнул второй. Для них это шутка. Видеоигра.
Леон шагнул вперед, почти уткнувшись грудью в ствол. Он посмотрел на темнокожего подростка перед собой. Один из Пауков.
– Я тебе башку прострелю, солдатик. Меня не напугать. Давай сюда ствол. Я знаю, у тебя есть, - он засмеялся звонким девчачьим смехом. Леон подумал, а вдруг, и он когда-то так смеялся.
– Оставьте его в покое!
– крикнула старушка.
– Валите отсюда, - сказал Леон. Пистолет оставался за поясом. Он не стал выходить, держа его в руке, потому что боялся того, что может сделать оружие в таком случае.
– Стреляй! Он же псих!
– Проваливайте. Живо, - Леон посмотрел парню прямо в глаза. Он может. Может пристрелить этого подонка, выстрелить прямо в эту злобную пасть.
– Видишь пушку? Видишь?
– ствол обреза уткнулся Леону в грудь.
Может, из-за того, что он уже убивал, а, может, из-за того давящего чувства вины, но Леону было наплевать на то, что будет дальше. Наверное, эти гады тоже это почувствовали.
Леон очень медленно достал из-за пояса револьвер и прижал никелированный ствол ко лбу подростка. Другой рукой он взялся за ствол обреза и отвел его в сторону. Парень смотрел на него удивленно и испуганно.
– Я так и думал, - сказал Леон, забирая дробовик.
– Ещё раз вас здесь увижу - завалю. Мне плевать, что твоя мамаша была наркошей, а батя постоянно пиздил ремнем по жопе. Это не дает вам право быть конченными мразями.
Леон прижал ствол ко лбу парня, который, судя по росту, должен быть уже взрослым.
– Ещё раз докопаетесь до кого-нибудь здесь, я вас найду. Если сюда придут ваши "корефаны", ваша "команда", "пауки", похуй вообще, кто... для вас будет лучше, чтобы меня убили. Потому что я вас найду. Это понятно?
– Он долбанутый наглухо!
– сказал один, когда они бежали по коридору, поддерживая постоянно падающие штаны и стараясь не врезаться друг в друга.
– Не надо было этого делать, - сказала старушка.
– Но, всё равно, спасибо.
– Мы уходим, - сказал ей Леон.
– И вам тоже нужно уходить.