Шопенгауэр как лекарство
Шрифт:
В наступившей тишине, казалось, было слышно, как закипели мозги, пытаясь переварить реплику Филипа.
— Похоже, никто пока не готов ответить Филипу, — сказал Джулиус, — так что позвольте мне исправить ошибку, которую я допустил пару минут назад. Бонни, мне не следовало идти у тебя на поводу и отвечать на твой вопрос про Пэм — не хочу, чтобы вышло, как на прошлой неделе, когда мы все тебя оставили. Несколько минут назад ты спросила, почему никто не обращает на тебя внимания, и я подумал, что с твоей стороны это был очень смелый шаг. Но давай посмотрим, что произошло потом? Ты в одно мгновение переключаешься на Пэм, и — престо — твой вопрос тонет, растворяется, будто его и
— Я тоже это заметил, — отозвался Стюарт. — Похоже, Бонни, ты нарочно заставляешь нас забыть про себя.
— Хорошее замечание. — Бонни кивнула. — Очень хорошее. Может, так и есть. Я обязательно подумаю об этом дома.
Но Джулиус не собирался отступать:
— Я ценю твой ответ, Бонни, но у меня такое чувство, что сейчас ты опять сделала то же самое. Разве то, что ты сказала, не означало на самом деле: «Все, спасибо, а теперь хватит обращать на меня внимание»? Похоже, мне придется завести специальный колокольчик под названием «Бонни» и звонить в него каждый раз, когда ты попытаешься переключить внимание на кого-то другого.
— Так что же мне делать? — спросила Бонни.
— Попробуй объяснить: почему ты не хочешь, чтобы другие обращали на тебя внимание? — предложил Джулиус.
— Мне кажется, я не стою этого.
— Но остальные имеют на это право?
— Да, конечно.
— Значит, остальные важнее, чем ты? Бонни кивнула.
— Хорошо, Бонни, давай попробуем так, — продолжал Джулиус. — Посмотри на каждого в отдельности и ответь на такой вопрос: кто именно из группы важнее тебя и почему?– Про себя Джулиус довольно улыбнулся: здесь он был в своей стихии. В первый раз за последнее время — с тех самых пор, как в группу пришел Филип, — он точно знал, что нужно делать. Сейчас он поступил именно так, как должен был поступить хороший психотерапевт: он перевел основную проблему пациента в плоскость «здесь и сейчас» и приготовился ее исследовать. Всегда полезнее сосредоточиться на «здесь и сейчас», чем пробираться сквозь дебри прошлого или искать причины вовне.
Поочередно взглянув на каждого, Бонни сказала:
— Всездесь важнее меня — гораздо важнее. — Лицо ее горело, она часто дышала, видно было, что чем больше ей хотелось обратить на себя внимание, тем скорее она готова была провалиться сквозь землю.
— Давай конкретно, Бонни, — настаивал Джулиус. — Кто именно важнее тебя? И почему?
Бонни огляделась вокруг:
— Все здесь. Ты, Джулиус, — ты всем помогаешь. Ребекка — вообще вся из себя. К тому же она успешный юрист, прекрасные дети. Гилл — финансовый директор крупной больницы и вообще красавец-мужчина. Стюарт… Стюарт отличный доктор, помогает детям, помогает пациентам, у него на лице написано, что у него все отлично. Тони… — Бонни помедлила секунду.
— Так-так. Любопытно. — Тони, как всегда, в джинсах, черной футболке и кедах, забрызганных краской, довольно откинулся в кресле.
— Во-первых, Тони, ты это ты — никакой позы, никакой игры, стопроцентная искренность. Конечно, ты поливаешь грязью себя и свою работу, но я-то знаю, что ты не обычный плотник, ты настоящий художник — я видела твой шикарный «БМВ», на котором ты рассекаешь по городу. И, конечно, ты тоже красавчик — мне очень нравится, когда ты носишь футболку в обтяжку. Ну как для начала? — Бонни обвела глазами присутствующих. — Кто еще остался? Филип? Интеллектуал.
— Реакции? Что скажете — каждый — на объяснение Бонни? — Джулиус посмотрел на сидящих.
— Я что-то ничего не понял, — сказал Гилл.
— Ты не мог бы сказать это прямо ей? — поправил Джулиус.
— Извини, но я хотел сказать — не в обиду, конечно, — Бонни, твой ответ попахивает регрессом…
— Регрессом? — Бонни недоуменно нахмурила брови.
— Ну, понимаешь, наша группа — мы все здесь потому, что мы — люди, которые пытаются относиться друг к другу по-человечески, а не сравнивать свои роли в жизни, свое положение, капиталы или шикарные «БМВ».
— Аминь, — сказал Джулиус.
— Аминь, — поддержал Тони и добавил: — Я согласен с Гиллом, и, кстати — так, к сведению собравшихся, — «БМВ» я купил подержанный, и мне еще три года за него корпеть.
— К тому же, Бонни, — продолжал Гилл, — все, что ты сказала, касается только внешних вещей — профессия, деньги, хорошие дети. Ничего из этого не объясняет, почему ты менее важна, чем остальные. Я лично считаю тебя очень важной. Ты основная в этой группе, ты отлично со всеми ладишь, ты доброжелательная, внимательная, ты даже пригласила меня к себе пару недель назад, когда я не хотел идти домой. Ты следишь за тем, чтобы мы не отвлекались, отлично работаешь.
Но Бонни стояла на своем:
— Я для вас только обуза. Мои родители были алкоголиками, я всю жизнь их стыдилась, мне все время приходилось врать про свою семью. То, что я пригласила тебя к себе, Гилл, было для меня настоящим событием — в детстве я никогда не приглашала друзей, потому что боялась, что отец заявится пьяным. Мой бывший муж пьяница, моя дочь сидит на героине…
— Ты уходишь от ответа, Бонни, — сказал Джулиус. — Ты говоришь о своем прошлом, о дочери, о своем бывшем муже, о родителях… а ты, где ты сама?
— Я и есть все это, вместе взятое, чем еще я могу быть? Я скучная толстушка-библиотекарша, которая только и знает, что рыться в каталогах… я… я не понимаю, о чем ты говоришь. Не знаю, где я и кто я. — Бонни заплакала. Вытащив носовой платок, она громко высморкалась, закрыла глаза и, взмахивая руками и всхлипывая, забормотала: — Все, больше не могу, на сегодня хватит.
Джулиус решил сменить подход и обратился к группе:
— Давайте посмотрим, что случилось за последние несколько минут. Есть мнения или наблюдения? — Переключив внимание на «здесь и сейчас», он перешел к следующему этапу. В работе психотерапевта, считал он, существовало две фазы: первая состояла в общении — часто эмоциональном, и вторая — в осмыслении этого общения. Именно так и должна работать психотерапия: в последовательном чередовании эмоций и осмысления. Теперь ему предстояло перевести группу в следующую фазу, поэтому он сказал: — Давайте немного отступим назад и спокойно взглянем на то, что сейчас произошло.
Стюарт уже открыл было рот, но Ребекка его перебила:
— Сначала Бонни пыталась сказать, почему она менее важна, чем остальные, и надеялась, что мы с ней согласимся. Потом она сбилась и заревела, а потом сказала, что с нее хватит и она больше не может, — в общем, все это я уже видела тысячу раз.
Тони добавил:
— Мне тоже так кажется. По-моему, Бонни, ты слишком нервничаешь, когда разговор заходит о тебе. Тебя что, смущает, когда все обращают на тебя внимание?