Шоссе Линкольна

Тоулз Амор

Билли и сестра Агнесса сидели рядом у середины длинного монастырского стола. Тарелка с недоеденными гренками была отодвинута в сторону, чтобы освободить место для толстой красной книги.

– Мне кажется, – говорила сестра Агнесса, наставив палец на страницу, – что твой профессор Абернэти мог бы включить сюда Иисуса Христа вместо Ясона. Ведь Он был одним из самых неустрашимых путешественников на свете. Согласен, Уильям? А! Вот и твой брат!

Эммет сел напротив сестры Агнессы – стул напротив Билли был

занят его мешком.

– Эммет, можно предложить тебе гренков? Или яичницу и кофе?

– Нет, спасибо, сестра. Я сыт.

Она показала на вещмешок.

– Кажется, вы не успели рассказать мне, куда направлялись и как очутились в нашем обществе.

«Очутились в нашем обществе» – нахмурясь, подумал Эммет.

– Мы везли Дачеса… то есть Дэниела… и еще одного друга на автобусную станцию в Омахе.

– Ах да, – сказала сестра Агнесса, – кажется, ты об этом упомянул.

– Но поездка на станцию – это просто крюк, – пояснил Билли. – На самом деле мы едем в Калифорнию.

– В Калифорнию! – воскликнула сестра Агнесса. – Как увлекательно! А почему вы ехали в Калифорнию?

И Билли объяснил сестре Агнессе, что мама уехала из дома, когда они были маленькими, что их папа умер от рака, рассказал об открытках в ящике бюро, которые мама присылала им из разных городов на шоссе Линкольна по пути в Сан-Франциско.

– И там мы ее найдем, – закончил Билли.

– Понятно, – с улыбкой сказала сестра Агнесса. – Кажется, вас ждет большое приключение.

– Насчет приключения не знаю, – сказал Эммет. – Но ферму банк отобрал. Нам надо начинать с нуля, и, наверное, разумно начинать там, где я смогу найти работу.

– Да, конечно, – уже серьезнее сказала сестра Агнесса.

Она внимательно смотрела на Эммета, потом обратилась к Билли:

– Ты уже кончил с завтраком? Давай, убери за собой. Кухня – там.

Сестра Агнесса и Эммет наблюдали, как Билли складывает приборы на тарелку, ставит на нее стакан и осторожно уносит. Тогда она обратилась к Эммету:

– Что-то не так?

Эммета немного удивил этот вопрос.

– В каком смысле?

– Минуту назад ты как будто немного расстроился, когда я поддержала энтузиазм твоего брата насчет вашей поездки на запад.

– Наверное, не стоило его подбадривать.

– Почему же?

– Мы восемь лет не получали от матери вестей и не представляем себе, где она. Вы, наверное, заметили, что у брата сильное воображение. Я, когда могу, стараюсь уберечь его от разочарований, а не добавлять поводов.

Сестра Агнесса пристально смотрела на Эммета, и он чувствовал, что ерзает на стуле.

Эммет никогда не любил пастырей. В половине случаев казалось, что проповедник хочет впарить тебе то, что тебе не нужно, а еще в половине – впаривает то, что у тебя и так уже есть. Но сестра Агнесса как-то особенно его нервировала.

– Ты

обратил внимание на окно у меня за спиной? – спросила она.

– Да.

Она кивнула и бережно закрыла книгу Билли.

– Когда я приехала сюда в тысяча девятьсот сорок втором году, я почувствовала, что этот витраж действует на меня каким-то таинственным образом. Что-то в нем захватило меня, но я не могла понять, что именно. После обеда, когда все затихало, я иногда садилась здесь с чашкой кофе – примерно там, где ты сидишь, – и смотрела на него, вглядывалась. И однажды я поняла, почему он на меня так действует. Это разница в выражении лиц апостолов и детей.

Сестра Агнесса повернулась и посмотрела на окно. Эммет тоже посмотрел, почти неохотно.

– Если присмотреться к лицам апостолов, ты заметишь, что они весьма скептически относятся к тому, что им открылось. «Ясно, – думают они про себя, – это, наверное, какой-то обман или галлюцинация: мы же своими глазами видели Его смерть на кресте и своими руками отнесли Его тело в пещеру». Но если посмотришь на лица детей, в них нет и намека на скепсис. Они смотрят на это чудо с благоговением и удивлением, да, но без недоверия.

Эммет понимал, что намерения у сестры Агнессы самые лучшие. И учитывая, что ей седьмой десяток и что она посвятила себя не только службе Церкви, но и службе сиротам, Эммет понимал, что ее рассказ заслуживает полного внимания. Но, пока она рассказывала, он успел заметить, что желтые, красные и голубые пятна света от витража переместились со стены на стол, свидетельствуя о перемещении солнца и потере еще одного часа.

* * *

– … Потом он пошел наверх с сумкой Эммета и разбил окно на кухонной двери!

Как и мальчики из сиротского дома, Билли взволнованно описывал утренние события, а Салли тем временем маневрировала на загруженной дороге.

– Он разбил окно?

– Потому что дверь была заперта! А в кухне он набрал ложек и понес наверх в спальню.

– Зачем он набрал ложек?

– А ложки затем, что принес им клубничное варенье!

Салли посмотрела на Билли с изумлением.

– Он дал им банку моего клубничного варенья?

– Нет, – сказал Билли. – Он дал им шесть. Эммет, ты ведь так сказал?

Оба повернулись к Эммету, смотревшему в окно.

– В общем, так, – ответил он, не обернувшись.

– Не понимаю, – вполголоса произнесла Салли.

Она наклонилась к рулю и прибавила скорость, чтобы обогнать легковую машину.

– Я дала ему как раз шесть банок. Ему могло хватить до Рождества. Почему он отдал все чужой компании?

– Потому что они сироты, – объяснил Билли.

Салли подумала.

– Да, конечно. Ты прав, Билли. Ты совершенно прав. Потому что они сироты.