Шотландец в Америке
Шрифт:
— Как он? — спросил Дрю, наклонившись над Кингсли.
Габриэль метнула на него быстрый взгляд.
— Все так же.
Вид у шотландца был совершенно измученный, и ей ужасно захотелось разгладить усталые морщинки возле глаз. Ее обуревало безумное желание предстать перед ним не Гэйбом Льюисом, а Мэрис Габриэль Паркер, блистательной актрисой, — и увидеть в его глазах такое же восхищение, какое она частенько замечала в глазах зрителей. Только бы не было в этом взгляде сомнений и подозрений…
Следующий
— И Джед оставил тебя одну с ним?
Был ли задуман этот вопрос как обвинение или нет — но он поразил девушку в самое сердце. Глаза Дрю, всегда такие золотистые, смотрели теперь жестко, почти враждебно.
— Он устал, — ответила Габриэль, — и, кажется, прихворнул.
Взгляд шотландца пронзал ее, как стрела.
— Для тебя это все упрощает?
— Что именно? — ответила она с вызовом. Он все так же пристально смотрел на Габриэль.
— Если Джед прихворнул, ему некогда замечать некоторые странности своего… помощника.
Говорил Камерон ровно, без всякого выражения, и все-таки чувствовалась в его голосе какая-то подспудная жестокость.
Добродушный, обычно чуть-чуть насмешливый шотландец предстал сейчас перед Габриэль совсем с другой стороны. Исчезли доброта и сердечность… да полно — был ли он когда-нибудь таким, каким ей казался? Быть может, это всего лишь маска, за которой скрывается совсем другой человек? И какой он — этот человек?
— Нет, — просто и кратко отвечала она.
— Что — «нет»?
— Мне это ничего не упрощает.
— Я видел, какое у тебя было лицо, когда мы привезли… мистера Кингсли, — настойчиво продолжал он.
— Ну и что? — быстро отозвалась она, не зная, что именно выражало тогда ее лицо. Ею тогда владели такие противоречивые чувства, что Габриэль сама терялась в догадках — что же она, в конце концов, чувствует на самом деле?
— Ты не очень-то удивилась.
— Неужели?
— И ты уехала из лагеря в то самое утро, когда в него стреляли.
Девушка сдержанно кивнула.
— Куда ты ездила?
— Прогуляться.
— К северу?
— Да.
— Ты ничего не заметила?
— Нет.
Габриэль чудилось, что шотландец видит ее насквозь, сдирая с нее покровы притворства, смятения, лжи.
«Я тоже хочу, чтоб он выжил! — едва не крикнула она. — Я хочу знать, что случилось двадцать пять лет назад! Хочу знать, не он ли убил моего отца, и если так — то почему? И если это был Кингсли, я хочу, чтобы он расплатился за убийство! Но если он умрет сейчас, я никогда не узнаю правды. И никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Поэтому он не может умереть. Умереть вот так…»
Но Габриэль промолчала.
Дрю Камерон был другом Кингсли. Он
Несколько долгих минут Габриэль стояла, не шелохнувшись, под властным безжалостным взглядом Дрю Камерона. И вдруг напряженную паузу нарушил тихий стон.
Схватив влажную тряпку, она отжала воду и снова отерла горячий лоб Кингсли, успев при этом бросить быстрый взгляд на шотландца. Дрю смотрел на нее так, словно ожидая, что она сейчас воткнет нож в сердце его друга. И девушка сделала вид, что целиком поглощена раненым.
Кингсли шевельнулся и что-то пробормотал. Нагнувшись, девушка почти прижалась ухом к его губам. Слова были бессвязны, но кое-что она расслышала очень ясно.
— Жаль… как жаль… — и затем:
— Убийца…
10.
Ближе к утру бормотанье Керби Кингсли становилось более связным, и Дрю убедил Габриэль немного поспать. Увы, как ни старался он поподробнее расспросить раненого, Керби ничего не мог сказать о тех, кто на него напал. Он видел только отблеск солнца на дуле ружья.
Даже боль не могла затушевать угрюмого блеска в глазах Керби, когда он сделал те же выводы, к которым еще раньше пришел Дрю: засада трехмесячной давности вовсе не была случайностью, простым совпадением, как хотелось бы думать Керби.
Тогда он наотрез отказался обратиться к слугам закона, заявив, что до Сан-Антонио путь неблизкий и нападавший к тому времени давным-давно скроется. Дрю тогда согласился с ним, но теперь невольно гадал: не было ли у Керби иной причины не обращаться к правосудию?
Сидя рядом с раненым, Дрю изнывал от ярости. Керби очень ослабел от потери крови. Он крепко стискивал зубы, лицо исказилось от боли, кожа стала землисто-серой. А ведь только два дня назад он был сильным, здоровым мужчиной в расцвете лет!
— Кто? — спросил Дрю. — Кто мог зайти так далеко, чтобы желать твоей смерти?
Керби обреченно взглянул на друга:
— Понятия не имею.
— Приходя в сознание, ты кое-что пробормотал.
Тревога выразилась на лице Керби, и сердце Дрю сжалось.
— Что именно?
— А ты не помнишь?
Керби покачал головой — и тотчас поморщился от боли.
Дрю нахмурился.
— Ты что-то говорил об убийце. И еще — «жаль».
Керби закрыл глаза и устало вздохнул.
— Ты что-то знаешь, — настаивал шотландец. — Скажи мне, что ты имел в виду?
Кингсли колебался, воровато глянул по сторонам.
— Никто не слышит, — уверил его Дрю, — здесь только рабочие. Они крепко спят, да и храпят вовсю.
Немного успокоившись, Керби опять вздохнул.