Шотландские тайны
Шрифт:
Кейтлин что-то бормотала себе под нос, когда заплетала косу, и тихонько напевала, хлопоча по хозяйству. По воскресеньям дел было немного, ибо господь повелел в этот день отдыхать. Нельзя было готовить еду, заниматься уборкой в доме, работать в поле и в саду. Соблюдался этот обычай очень строго, что вполне устраивало Кейтлин.
Позавтракав тремя кусками домашнего хлеба с вареньем и запив их двумя чашками гленшилского молока, девушка подбросила в очаг дров и, прежде чем отправиться в путь, в последний раз оглядела свой домик. В жилище этом не было даже намека на роскошь, если не считать пестрых ковриков, которые лежали на полу из каменных плит и очень оживляли спартанскую обстановку
Во дворике, у боковой стены дома, высилась груда торфа, прикрытая от непогоды парусиной. В пристройке с односкатной крышей благоухало свежескошенное сено и стояла бочка с овсом для лошадки Кейтлин. Вода из бегущего с гор Ручейка наполняла поилки.
Конечно, одинокой женщине было не под силу устроить все это самой. Кейтлин чувствовала себя обязанной деду за его заботу о ней. А девушке вовсе не хотелось считать себя его должницей. Иногда она мечтала больше походить на свою мать. Мораг Рендал скорее умерла бы с голоду, чем взяла бы кусок хлеба у отца, который некогда выгнал ее из дома. И бывали дни, когда матери и дочери действительно грозила голодная смерть.
После кончины Мораг старик Гленшил подал официальное прошение в суд, чтобы тот на законных основаниях назначил его опекуном Кейтлин. Однако Кейтлин взбунтовалась, решительно отказалась повиноваться деду и повела себя вызывающе — сбежала в Абердин. У нее не было собственных денег, и ее не обучили никакому ремеслу. Поэтому она вынуждена была пойти в услужение. Ее взяли в дом богатого рыботорговца — и тут Кейтлин шпыняли и гоняли все кому не лень, начиная с дворецкого, человека с суровым лицом и замашками тирана, и кончая круглолицыми толстощекими кухарками. От зари до зари Кейтлин только тем и занималась, что таскала ведра с углем и выносила ночные горшки. К тому времени, как люди старика Гленшила отыскали ее и силой привезли обратно в дисайдский Хайленд, дерзости в Кейтлин слегка поуменьшилось, а буйный нрав несколько смягчился. Да и гордые замашки Абердин из нее повыбил. И дело было вовсе не в том, что ей пришлось заниматься там тяжелой и грязной работой. Кейтлин страдала вдали от родных мест, тосковала по видам и запахам Хайленда; особенно ей не хватало в Абердине величественных и пугающих горных хребтов на горизонте.
И все-таки Гленшилу не удалось настоять на своем. Кейтлин кое-чему научилась в Абердине — узнала, например, что шотландские законы на ее стороне. Девушка могла сама выбрать себе опекуна, при том условии, что ей удастся найти человека, который согласится взвалить на себя эту обузу. Испугавшись, что Кейтлин и впрямь отыщет какого-нибудь доброхота, Гленшил пошел на некоторые уступки. Он позволил внучке и дальше жить в материнском доме. Однако Кейтлин обязана была каждый день проводить по нескольку часов с дедом, дабы не забывать, что она — член его семьи. Впрочем, теперь, когда Кейтлин стала совершеннолетней, требования деда уже не имели никакого значения. Она могла делать все, что ей заблагорассудится. Но Кейтлин по-прежнему бывала в дедовом доме, говоря себе, что поступает так исключительно в силу привычки.
На паперти девушка рассталась
Проходя мимо тихих рядов молящихся людей и видя их торжественные лица, Кейтлин в невольном изумлении потрясла головой. По воскресным дням, нарядившись в свои лучшие праздничные одежды, все обитатели здешних мест, включая и саму Кейтлин, казались такими набожными, такими благообразными… Можно было подумать, что они скорее умрут, чем нарушат одну из заповедей Господних. «Не убей», «не укради…». Но назавтра об этом будет забыто, да так прочно, словно никто никогда и не слышал о Христе. В Шотландии, в Хайленде многие семьи враждовали столетиями, и кровная месть была тут самым обычным делом.
Один быстрый взгляд из-под ресниц — и Кейтлин убедилась, что все члены ее семейства уже здесь, на своих местах. Ее кузина Фиона и тетушка Шарлотта выглядели так, словно только что сошли со страниц модного журнала. Старый дядюшка Дональд рассеянно посмотрел на Кейтлин и с отсутствующим видом приветствовал ее кивком головы. Зато дед уставился на внучку с дружелюбием стервятника. Она в ответ тоже вперила в него сердитый взгляд, потом гордо отвернулась и медленно, с величайшей осторожностью опустилась на сиденье. Увидев, что деревянное кресло лорда Рендала пустует, девушка тихо улыбнулась.
Появился церковный сторож с Библией в руках; все дружно поднялись с мест и застыли, опустив глаза и всем своим видом выражая почтительное внимание. И тут в храм вошел опоздавший прихожанин — молодой человек в полном национальном хайлендском одеянии. Он медленно продвигался по боковому проходу, и Кейтлин, не поднимая головы, украдкой бросила на незнакомца быстрый взгляд. Первой ее мыслью было, что за свою шотландскую юбку этот человек наверняка заплатил целое состояние. Кейтлин никогда не видела ничего более прекрасного, а это что-нибудь да значило. Такое мог сшить лишь один мастер — Джордж Хантер из Эдинбурга.
А потом девушка подумала, что незнакомец просто создан для того, чтобы носить килт. Шотландская юбка обрисовывала его стройные бедра, иногда приоткрывая на миг голые колени. Кейтлин смотрела на все это как зачарованная. Почувствовав, что краснеет, она заставила себя отвести взгляд и скользнула глазами чуть выше. Это, однако, не принесло ей облегчения, поскольку она увидела короткую, из тончайшей материи, куртку с пуговицами, выточенными из рога; куртка эта облегала великолепный торс мужчины, как вторая кожа. Когда незнакомец, кивнув священнику, проходил мимо кафедры, Кейтлин смогла наконец разглядеть его целиком. Он был весь золотистый, да, именно золотистый, как темно-желтый лев или как воин-викинг.
И вдруг она его узнала. От неожиданности девушка резко закрыла рот. Женское волнение, от которого было тепло в груди и холодно в животе, испарилось, как виски с пишущего жаром пирога. Черт! Рендал умышленно вошел в храм, как король, и все присутствующие таращили теперь на него глаза, словно толпа школьников-несмышленышей.
Как будто желая добавить к одному оскорблению еще и другое, Рендал, добравшись до своего места, лениво приподнял руку и со снисходительной улыбкой обратился к прихожанам: