Шоумен. Баксы для Магистра
Шрифт:
При этом в его глазах была такая испепеляющая ирония, что хотелось закрыть глаза, уйти за угол дома и там спрятаться, только чтобы не видеть этого взгляда.
– А как же! – пробормотал Антон Николаевич. – Вот журналист и есть как раз. Селькор.
– Какой такой селькор?
– Сельский корреспондент, – расшифровал Антон Николаевич. – Заметки в районную газету пишет. Очень это у него хорошо получается. Каждый номер с его материалом прямо с руками отрывают.
– Так-так! – нехорошо улыбался Миша. – Журналист! Интересненько было бы взглянуть!
В его голосе звучали
– Вот теперь можем отправляться к вашему журналисту, – сказал он Иванову необычайно ласковым голосом.
От той ласковости у Антона Николаевича почему-то мурашки побежали по коже.
– Да, – пробормотал Иванов едва слышно. – Можем, значитца, отправляться.
На него нельзя было смотреть без сострадания. Заигрался районный чинуша. Да не на того напал.
– Едем! – распорядился Миша.
Но ему требовались дополнительные гарантии. Что-то такое, что полностью исключило бы повторение былых неприятностей.
– А этого мы заберём с собой! – осенило Мишу.
– К-кого? – опешил Иванов.
– Гармониста вашего!
– Зачем?!
– Для надёжности! – мстительно ответил ему на это Каратаев.
Это как во время демонстрации фокуса. Красавицу помещают в ящик, при этом её руки продеваются в специальные отверстия в том ящике, чтобы зрители видели её всё время, а для пущей надёжности девушку ещё и приковывают к ящику цепью. Ну дальше, понятное дело, сам ящик помещают в прочную клетку, которую запирают на огромный амбарный замок, а ключ отдают зрителям, чтобы совсем уж никакого подвоха. Вы нечто подобное почти наверняка видели, что это я тут вам объясняю.
– В багажник его, – распорядился Миша. – С нами поедет!
Потерявшее какую-нибудь чувствительность тело сельского гармониста довольно бесцеремонно погрузили в багажник машины. Миша вполне дружелюбно похлопал по плечу Антона Николаевича:
– Едем, многоуважаемый прокуратор! Везите нас к вашему журналисту!
Иванов промямлил что-то беспомощное в ответ. Миша торжествующе засмеялся.
Выехали за деревню. Уже не с той стороны, с которой въезжали. И тут случилось то, что можно было расценить не иначе как конфуз. Дорога взбежала на пригорок и почти сразу нырнула вниз, но в это единственное мгновение, которое машина переваливала через вершину, взорам пассажиров вдруг открылась огромная поляна справа по ходу, а на той поляне – замерший в неподвижности и будто затаившийся вертолёт. Он мелькнул и исчез, его прикрыли деревья, но и одного-единственного мгновения оказалось достаточно для того, чтобы, во-первых, тот вертолёт увидеть, а во-вторых,
– Вертолёт!!!
И в тот же миг, взглянув друг на друга, они обнаружили, что подумали об одном и том же. Это был миг озарения. Момент истины.
Миша засмеялся. Могло показаться, что это смех безумца, если бы на самом деле это не был смех выздоравливающего человека.
– Так вот оно что! – говорил он сквозь смех и вытирал слёзы. – Вертолёт! Ну правильно! Я всё никак не мог понять, как тот гармонист-шахматист умудряется впереди нас очутиться! А он на вертолёте! «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино!» Ха-ха-ха! Ну и кино! Ну и придумщики! Ну и зачем вы все это затеяли?
Вопрос был обращен к Иванову, но ответа от него сейчас невозможно было дождаться. Антон Николаевич сидел красный, как варёный рак, и одно это уже являлось для Миши Каратаева стопроцентным подтверждением того, что всё правильно он понял с этим вертолётом.
– А знаешь! – сказал он с чувством и даже приобнял Антона Николаевича. – Я ведь и тебя сниму, пожалуй. Ух, и репортаж у меня получится! Публика будет визжать от восторга, – очень кстати вспомнилась ему фраза из старого фильма.
– Не надо меня снимать, – вяло попытался отмахнуться Антон Николаевич.
– Нет, надо! – засмеялся Миша.
Он был совершенно счастлив сейчас. Разгадал этот чёртов ребус, а то уж совсем было подумал, что сходит с ума. А вот и не сходит! И не с ума! Раскусил он этих прохиндеев!
– Будешь главным героем моего репортажа, – пообещал Каратаев, на радостях легко переходя на «ты».
По Антону Николаевичу было видно, что никаким главным героем он становиться не хочет, но не знает, как ему сей печальной участи избежать. Вздыхал и маялся, бедолага.
– Ничего! – утешал его Миша. – Всё будет чики-чики!
Очень скоро дорога снова взбежала на пригорок, и взорам пассажиров открылось огромное, от края до края, поле, а посреди того поля – маленькая деревенька. И никаких вертолётов поблизости.
– Здесь? – поинтересовался Миша.
– Здесь, – вздохнул собственным печальным мыслям Антон Николаевич, который был сейчас мрачнее тучи.
– Дом какой?
– Слева по улице. Третий от края.
Дом как дом. Тут все такие.
У Миши Каратаева настроение настолько улучшилось, что он из машины выскочил первым. Только и успел спросить у Антона Николаевича:
– А как фамилия этого вашего селькора?
– Петров.
– Петров! – восхитился Миша, быстрым шагом направляясь к дому.
Как же славно, что просто Петров, а не Волобуев там какой-нибудь или вовсе Полузверский, прости господи!
– Эй! – весело закричал воспрянувший духом Миша. – Товарищ Петров!
И посмотрел на Антона Николаевича победно. Честно говоря, он даже не был до конца уверен в том, что кто-нибудь из дома выйдет. Потому что главное действующее лицо всех предыдущих розыгрышей в совершенно бесчувственном состоянии сейчас покоилось в багажнике машины, а потому что-нибудь предпринять никак не могло.