Схождение в ад (сборник)
Шрифт:
— Сыграем иначе, — отозвался Вайс. — Кредит мне необходим на два дня. Оставляю залог: три фунта кокаина. Если опоздаю хотя бы на час с выплатой…
Наркотики. Фридман не раз сталкивался с этим бизнесом, брезговал им, да и побаивался, однако в данной ситуации риска не усматривалось, а выгода выходила очевидной: так или иначе он оказывает Дональду услугу, а Дональд — человек благодарный; ну а в случае чего, если заложенный кокаин придется продать, невозвращенный долг перекроется с лихвой…
— Качество? — спросил Фридман.
Дональд лишь укоризненно взглянул на него. Фридман в свою очередь оглянулся на двери «Одессы», на
рекламные фотографии местного
Дональд вышел из машины, затем возвратился, положив на сиденье полиэтиленовый пакет.
Мягко хлопнула дверь. Подняв руку в прощальном приветствии, Семен тронул «кадиллак» с места, держа курс на заправку.
Решил подрулить к «Mobil» на Кони–Айленд–авеню перед съездом на скоростную трассу, а после заехать в итальянский ресторанчик у залива Шипсхед–Бей, там подавали отменные ракушки с лимонным соком и крупные креветки в нежном, густом соусе… Затем домой — взгреть Алика за хозяйственную недобросовестность ради профилактики, попить кофе в его компании, а напоследок же предстояла встреча в аэропорту с прибывающим из Германии Борисом.
На углу Кони–Айленд–авеню он притормозил, переведя рычаг управления передач в положение парковки; неожиданно захотелось бананов, гроздьями свисавших с одного из лотков овощной лавки…
Привычно осмотрелся. Парковка здесь запрещалась, но полицейских поблизости не было. Двое стояли под эстакадой сабвея за перекрестком у входа в магазинчик самообслуживания «Пас Мак» — оттуда все время что–нибудь воровали жуликоватые покупатели, так что полиция там паслась постоянно. Однако дистанция была велика, и опасности эти стражи порядка не представляли. Тележка–мотороллер с крытым верхом, на которой разъезжал писатель штрафных бумаг, только что продефилировала в поисках добычи вдаль, а потому Фридман, выйдя из машины, двинулся к овощному прилавку с вальяжной неспешностью. И — нос к носу столкнулся с полицейскими, шагнувшими навстречу ему из соседнего магазина, где, вероятно, отсиживались от дождя, но, узрев «кадиллак» — нарушитель, как пауки, ринулись к жертве…
«Сколько же вас, сук, на Брайтоне развелось», — подумал Фридман, спешно впрыгивая за руль, опуская рукоять передач в положение «D» и нажимая на газ…
Машина рванулась вперед, Фридман крутанул руль вправо, выворачивая на широкую Кони–Айленд–авеню, но подвела скользкая дорога: тяжелый автомобиль занесло, ударив левым задним крылом в параллельно идущий «форд», и носом развернуло к тротуару.
Двигатель заглох. Фридман не успел потянуться к ключам зажигания, как вдруг увидел нацеленные в него пистолеты, искаженные злобой и решимостью физиономии полицейских и уже через считанные секунды стоял лицом к стене у входа в копировальную мастерскую «Ксерокс», чувствуя, как его обыскивают опытные руки.
Какая глупость… Нелепость, идиотизм… Что бы ему грозило, не побеги он от этих ментов? Максимум — тридцатник штрафа. Нет, дернулся! Сработал эмигрантский инстинкт, когда за этот тридцатник он убивался на черной работе весь день… Сработал механически, слепо, и также слепо он шел несколько минут назад к злополучной банановой лавке, опрометчиво забыв о пакете с кокаином на переднем сиденье, который сейчас обследует с радостно–изумленным лицом полицейский в черном плаще с желтыми,
— Да ты… серьезная штучка, парень, — донесся до него голос с характерным бруклинским акцентом. — Повезло… нам!
ФРИДМАН–МЛАДШИЙ
Он даже не понял, что, собственно, и произошло… Держал Марину за талию, чувствовал тонкий, прекрасный запах ее духов, видел, обмирая от любви и нежности к ней, чистую по–детски кожу щеки и шеи, и вдруг все поплыло в глазах, пришло осознание падения и бессилия перед этим падением… После — долгий провал. А затем вернулось сознание вместе с колко пульсирующей болью в голове, резью в кистях рук и лодыжках…
Он лежал на полу раздетый, туго связанный прочной капроновой веревкой, с нашлепкой пластыря на губах.
Расплывчатые пятна перед глазами постепенно оформились в лица…
Марина и Джейн. Сосредоточенные, даже угнетенные, однако во взглядах — одинаково мрачная целеустремленность. Попытался спросить: за что, почему, с ума вы, бабы, спятили? — но лишь глупо промычал через нос.
— Если слышишь нас, кивни, — мерно и отчужденно произнесла Джейн. Без акцента. — Ага, слышишь… Тогда так: хочешь жить, говори: где камни, которые брату послать должен? Учти, Валера, всерьез тебя спрашиваем, упираться будешь — пожалеешь… Утюг, которым ты по голове получил, сейчас уже греется, и щипчики есть для ногтей… А маникюр — вещь — ох, неприятная… Колись, Валера! Будешь тихо говорить, вежливо, без ора, тогда рот расклею… Будешь?
Фридман кивнул.
Пластырь оторвался вместе с кожицей губы. Валерий слизнул кровь, потекшую по подбородку.
— Отважные вы… дамы, — произнес еле слышно, неповинующимся голосом. — На такое решиться… Только ведь глупость морозите… Кстати. Как звать–то тебя, мисс липовая американка?
— Ты по делу, по делу, без болтовни, — предупредила Мавра угрожающе.
— Хорошо, без болтовни, — согласился Фридман. — Верьте мне или не верьте, а камни уехали. Могу адрес дать, только вам туда не добраться. На три дня вы, девушки, опоздали, всего на три дня. А всех моих денег, дорогуши, на день сегодняшний — тысяч двадцать. Нужно? Дарю. А потому утюги, щипцы — напрасный и пошлый номер. А пока не зарвались вы, даю вам шанс. И слово свое даю: претензий иметь не буду. Тебя, Мариночка, жаль. Прости, но дура ты. Я же не врал тебе насчет брака… я же… всерьез, болван! Теперь, ясный день, мероприятие отменяется. Но обещаю: ни добра от меня не жди, ни зла. Давай сведем партию вничью. Режь веревки, дорогая, и — разбежались. Повторяю: большой шанс вам даю, поверьте…
Мавра ударила его ногой в лицо.
— Заткнись, тварюга… — прошипела с яростью. — И гонор свой проглоти, понял?! Я тебе даю шанс, а не ты… Где камни?!
Фридман сжал зубы, чувствуя ломящую боль от удара в скуле.
И надо же так нарваться… Ладно, главное — спокойствие. Каким образом эти крысы пронюхали о камнях? Хотя — вопрос не так и важен. Даже если бы бриллианты имелись у него и поныне, ничего в данной истории они бы не изменили. Сегодняшняя его роль — однозначно роль смертника. И зря начал он с отказа и поучений… Стервы чересчур воспалены и самим риском своей затеи, и неудачей… Надо по–другому. Разговора все равно не получится, игра идет ва–банк, а потому главное — затянуть время.