Шпага чести
Шрифт:
— Во сне! В мечтах! На языке!
Подрулил взмыленный Жак. Открыл кабину, спрыгнул на землю.
— Марш на учебный самолет! — жестко сказал ему Пуйяд. — Слетаем вместе. Итог был неутешительный.
— Вас на задания выпускать нельзя, — сделал вывод командир полка. — Тренируйтесь. На этот раз — с Фуко.
Расчет Пуйяда был прост: если от всех Жак скрыл уровень своей подготовки, то Фуко не будет втирать очки, поскольку они раньше служили вместе и вместе прибыли в «Нормандию». Фуко же летал неплохо,
— Фуко, не выдашь меня? — напрямик спросил Жак.
— Это не в моих правилах, но ты ходишь по лезвию бритвы.
— Ничего. Скоро освоюсь, все наладится.
— К сожалению, такое происходит не с тобой одним. Другие чудачат не меньше.
— Дорогой Фуко, не надо нотаций, лучше займемся делом.
«Занятие делом» кончилось тем, что на третьем самостоятельном вылете Жак приземлился «усами в траву», сильно повредил «як», но чудом остался живым-невредимым.
Примчался Пуйяд. Его красивые вьющиеся волосы взъерошились, глаза налились кровью, голос прерывался:
— На каком месте глаза у вас?! Думаете, русские специально дают самолеты, чтобы мы разбивали их?..
— Ты что, свихнулся? — более «учтиво» обратился к нему Фуко после ухода командира полка.
А Жака душила жгучая горечь не столько от того, что он виновен в аварии, а от страха: теперь-то его наверняка отправят на Ближний Восток.
— Нечего рычать на меня, лучше узнал бы, что со мной сделают, — ответил он другу.
Ужинать не пошел. На нарах в полусгоревшей хате, несмотря на все беды, уснул мертвым сном: парню было немногим больше двадцати.
На рассвете почувствовал, что кто-то дергает за ноги.
— Вставайте! — услышал властный голос Пуйяда.
Вскочил как ужаленный, успев подумать о предстоящей «капитальной порке».
— Что, малыш, совсем раскис? — понизил голос комполка. — Только те не падали с коня, кто никогда не садился на него. Иди на аэродром, бери мой «як», сделай три круга.
На ходу одеваясь, всех переполошив, Жак рванулся на стоянку. Там у командирского самолета уже хлопотал Василий Ефремов.
Сент-Фалль никогда не думал, что летать на рассвете, один на один с небом и заревом восходящего солнца, — такое огромное удовольствие.
Чувствовал себя совершенно спокойным — то ли подействовала окружающая красота, то ли сказались вчерашние тяжелые переживания. А может, причиной уравновешенности был необычный жест Пуйяда? Как бы то ни было, Сент-Фалль не испытывал ничего другого, кроме уверенности, что сегодня все будет прекрасно.
Когда он совершал последнюю посадку, на аэродром уже тянулись летчики. Встретил его Пуйяд:
— Вы уже сделали три круга? Чудесно. После обеда выполните над аэродромом несколько фигур сложного пилотажа.
Жак, сначала обрадовался, затем
— Через это все проходят, — сказал тот с олимпийским спокойствием. — Ты — не исключение. Учти одно обстоятельство: «як» нелегко выводить из штопора. Лучше в него не срываться. Но если такое случится, действуй рулями нежно, совсем нежно. Перестараешься — будешь шарахаться влево-вправо до самого «ковра». А лучше всего — сразу забирайся повыше, тысячи на две метров.
Сент-Фалль записал на клочке бумаги скорости ввода самолета в вираж, переворот, боевой разворот, бочку, петлю. На том теоретическое обучение завершилось.
А с небом, известно, шутки плохи.
Не успел Жак завершить боевой разворот, как в верхней его точке «як» буквально завис на винте и в мгновение ока очутился в штопоре. Виток, второй, третий… Лихорадочно вспомнил наставление Фуко: начал плавно брать ручку на себя. Земля уже грозно мелькала перед глазами, когда истребитель, как бы нехотя, вышел носом на линию горизонта.
У Сент-Фалля дрожали руки, ноги, пот градом катился с лица. Однако идти на посадку не решился. «Это равносильно отказу от полетов вообще. Будь что будет!»
Снова набрал высоту. Там, со всеми мерами предосторожности, выполнил далеко не полный переворот на горке, сделал такую же недоведенную до конца петлю. На аэродроме все смеялись, как на комическом спектакле, кричали: «Во дает! Тушите свет!» Но Жак этого не знал. Преодолевая страх, упорно крутил полуфигуры, а когда почувствовал, что больше не выдержит, пошел на посадку.
— Правильно русские говорят: не святые горшки лепят, — добродушно похлопал его по взмокшей спине Пуйяд. — Будешь летать.
Действительно, через недельку от прежнего «неумехи»-Жака мало что осталось. Он даже заявил Фуко:
— Мне совершенно необходимо хоть раз вылететь на задание. Не могу есть со всеми свой суп, не участвуя в боях.
— Хорошо, я поговорю с Альбером.
Сделаем разъяснение: за короткое время, пока шло переучивание новичков, Леон — пилот исключительной храбрости — погиб в воздушном бою в районе Ельни. Его должность занял Марсель Альбер — из «мушкетеров».
Новый комэск вызвал к себе Сент-Фалля.
— Хочешь умереть раньше срока? — спросил сдержанно, холодно.
— Лучше погибнуть, чем чувствовать себя бездельником.
— Хорошо. Завтра пойдешь с Фуко, третьим.
Надо сказать, что в то время как раз разворачивалась Смоленская наступательная операция, с каждым днем приобретавшая все более ожесточенный характер: враг мертвой хваткой цеплялся за каждый метр оккупированной территории, бросал сотни бомбардировщиков для нанесения ударов по нашим войскам.