Шпаги и шестеренки (сборник)
Шрифт:
«Борей» развернулся и, медленно набирая высоту, двинулся на восток.
«Борей» не был скоростным кораблем. Два нагревательных корпуса, рубки, площадки, галереи, переходы, переплетение тросов, распорок, пушки и пулеметы создавали слишком большую парусность, поэтому даже самый слабый встречный ветер значительно уменьшал и без того не слишком высокую скорость кораблей этого класса. «Борею» было уже почти пять лет, а при безумной скорости технического прогресса рубежа веков это было слишком много для военного корабля.
На верфях строились новые аппараты, способные двигаться со скоростью в двадцать,
Но это было в Европе и Америке. На юге Африки несли службу только два корабля типа «Борей», не слишком быстрые, не особо вооруженные, но способные, при необходимости, неделями кружить над бесконечными просторами буша. Некоторые жители Кейптауна, на который базировались «Борей» и «Нот», искренне называли их Ангелами-Хранителями. Говорили, что только эти корабли не позволяют проклятым неграм повторить с Британским Югом то, что они сделали с бурскими республиками.
Дикари научились противодействовать бронепоездам и речным канонеркам, но воздушных кораблей боялись панически, разбегались при одном их появлении. Копья, стрелы и даже ружейные пули не причиняли кораблям вреда, а пулеметы и пушки с них выкашивали замешкавшиеся отряды чернокожих воинов полностью.
Два года кораблям было запрещено удаляться от базы в глубь буша, даже катастрофа под Ледисмитом и потеря восточного побережья не заставили британское командование бросить на стол последние козыри. Но вот теперь «Борей», повинуясь приказу Адмиралтейства, выполнял разведывательное задание в глубине территорий, захваченных неграми.
И, насколько знали корреспонденты на борту «Борея», «Нот» также получил подобное задание. Это было странно, не менее странно, чем то, что впервые за два года изоляции британская администрация позволила иностранным журналистам легально попасть на Юг Африки. Более того, Адмиралтейство пригласило этих самых иностранных журналистов для, как было указано в официальном письме, «подробного и детального изучения состояния дел в колонии».
– А теперь выходит, что не только корабли погнали в глубь материка, – задумчиво проговорил Дежон. – Выходит, что вначале отправили несчастную «Бродяжку Салли» и только после того, как бронепоезд не вернулся в назначенный срок, за ним полетел «Борей»?
– Чушь, – сказал Конвей. – Чушь и глупость. Не может такого быть.
– Вы не хотите немного поработать над своей лексикой? – осведомился Дежон. – Не знаю, как принято у вас в Техасе, но с моей французской точки зрения мне кажется, что ваши слова очень напоминают оскорбление…
– Правда? И что? Вызовете меня на дуэль? – отмахнулся Конвей. – Не стремитесь стать большим дураком, чем вы есть, милый мой лягушатник…
Брови Дежона поползли вверх, но Егоров молча указал на пустую бутылку бренди, стоящую на полу, и француз успокоился. Не обижаться же, в конце концов, на всякого пьяного, несущего чушь.
– Вы когда получили телеграмму с приглашением прибыть сюда? – поинтересовался Конвей,
– Ну… Мне тоже сообщили в это же время, – сказал Дежон. – Насколько я знаю, мсье Егоров и наш японский друг тоже были в Европе, когда к ним поступили распоряжения из столиц их государств. И что из этого следует?
– Нам сообщили, что мы будем участвовать в рейде воздушных кораблей, не так ли?.. – с многозначительным видом спросил Конвей.
– Да. И что?
Конвей усмехнулся и помахал указательным пальцем перед самым лицом француза. Он явно наслаждался ситуацией, а выпитый бренди, похоже, нашептывал ему, что ситуация складывается комическая, если даже не комедийная. Тяни паузу, посоветовал бренди, и Конвей старательно следовал этому совету.
– Джо хочет напомнить, что бронепоезд отправился в рейс неделю назад, если верить лейтенанту Боулу. Выходит, что рейд «Борея» и «Нода» планировался еще до пропажи «Бродяжки Салли».
– И снова этот русский испортил мне все удовольствие, – недовольным тоном сообщил Конвей. – Не позволил мне послать стюарта за еще одной бутылкой… теперь вот выдал мою страшную тайну… Но ведь все-таки…
Американец и дальше продолжал бы жаловаться на жизнь и строить догадки, но тут в салон вошел инженер Бимон.
– О! – обрадовался Конвей новому лицу. – А мы тут рассуждаем, зачем это «Борей» шляется где попало…
Бимон сел на диван и с силой потер лицо.
– Сейчас «Борей» ищет солдат с «Бродяжки Салли», – сказал инженер. – У вас не осталось чего-нибудь выпить, джентльмены?
– Увы, – развел руками Конвей. – Вы устали?
– Я присутствовал при допросе того несчастного лазутчика, – лицо Бимона приобрело выражение, будто тошнота подступила к самому его горлу, и только ценой неимоверных усилий инженер сдерживает позывы к рвоте. – Я…
Инженер вынул из кармана мундира платок и вытер пот со лба. Лицо Бимона было бледным, пот струился по вискам.
– Грязное это дело, – помолчав, сказал Конвей. – Я бы не смог пытать. Даже нигера – не смог бы. Убить – да. В бою… Или не в бою, да… В конце концов, я ведь убиваю людей с десяти лет, достиг в этом деле некоторых результатов. Вначале война, потом… Ну нельзя у нас в Техасе без этого. Чтобы не убить ближнего своего. Прожить жизнь и никого не убить. Пулей – из револьвера или винтовки, еще куда ни шло, а вот ножом, да еще первый раз… Но ни одной женщины, джентльмены!
Американец встал, покачиваясь на неверных ногах, прижал руку к сердцу:
– Никогда! Вот чтобы меня гром побил, джентльмены!
– И этот лазутчик сказал нашему буру, что произошло с бронепоездом и его командой? – спросил Егоров, откладывая в сторону книгу.
– Ну… Он, кажется, все сказал нашему буру, я не расслышал, что именно он говорил о самом происшествии, в конце концов, я работал в кабине машиниста, нужно было кое-что отрегулировать… – Бимон сглотнул. – И не так хорошо я знаю язык зулу, чтобы все понять из криков бедняги, но… В конце, когда он уже не говорил, а кричал… вопил… Я услышал, что он выкрикнул, будто белые ушли. Бросили железные повозки и ушли.