Шпион по найму

Скворцов Валериан

— Тому, что здесь есть бассейн и к тому же сухой… Как в Париже, например.

— Ну, там их много, — сказал Прока.

Луч галогенной лампы вонзился под ноги и погас. Я приметил, что снег в этом месте сошел. Прошлогодние иголки пружинисто проминались под ногами. Земля прогревалась большим домом.

— Извините, — раздался хрипловатый голос. — Не ослепил? Поднимайтесь сюда. Сюда, господин Шемякин…

Узкая полоска света обозначила на уровне глаз приоткрытую дверь.

Нащупывая ногами ступеньки, я поднялся на высокое крыльцо. Мне

положили на спину руку и почтительным нажимом подправили в нужную сторону.

— Теперь порог, осторожно, — сказал тот же голос.

Пахнуло деревом, смолой, растапливаемой печью и свежей хвоей. Дверь захлопнулась, включили освещение.

Музей! В обрамлении карельской вагонки — деревенский стол, обставленный деревянными креслами с резными спинками и подлокотниками, камин с горевшими поленьями за кованым экраном, подобие бара с бутылками, бочоночками, посудой и никелированным инвентарем, скрытый в ларе холодильник. Несколько кабаньих, оленьих, рысьих и волчьих голов скалили со стен клыки, выставляли лакированные рога и таращили остекленевшие рыжие глазищи на быт дореволюционного балтийского кулака, воспроизведенный в натуральном виде.

Живой экспонат аборигена весил не менее полутора центнеров.

Необъятный, тонкого сукна китель с воротником стойкой свисал до медвежьих колен. Два мешка джинсовых штанин наползали на громадные, почти квадратные, искореженные косолапостью адидасовские кроссовки с распущенными шнурками. Под кителем выпирало чрево, которое вздымалось и опадало под сиплое дыхание полуоткрытого ротика. Круглое, почти без морщин лицо казалось странновато знакомым.

— Ну, увиделись! — сказал толстяк. — Заочно-то мы знакомы. Линьк-то Рэй из котельной в лохусальском-то пансионате — мой младший брат. Вот бывает-то!

— По обувке я, наверное, догадался бы, — сказал я.

Себя он не называл. Дечибал Прока остался за порогом.

Слева косо шла деревянная лестница, застланная вязаными половиками. Справа открытая дверь вела в гостиную. Там, в полумраке, мелькали всполохи, отбрасываемые телевизионным или компьютерным экраном, доносились гул моторов и дробный стук виртуальных взрывов. Хозяин, вероятно, оторвался от электронной игрушки.

— Переобуетесь в домашнее? — спросил он.

— Если не обязательно…

— Как удобнее… Пожалуйста, присаживайтесь.

Гаргантюа Пантагрюэлевич забежал за кресло и сдвинул его, громыхнув об пол.

Спрямленные, без наклона, спинки придавали нам вид людей, переполненных чувством собственного достоинства. Сидели мы, что называется, аршин проглотив.

— Мне сказали, вы предпочитаете бренди, так ведь?

— Кто вы? — спросил я. — У меня сегодня затянувшийся день. И завтра рано в дорогу. И Прока затаскал по лесу. Давайте к делу.

Ге-Пе разбавил коньяк в своей рюмке кока-колой, придержал сопение и отпил осторожный глоточек. Я ждал.

— Неважно, кто я, — сказал он. — Неважно, кто вы.

— Условие нравится. Подписано, — сказал я. — Давайте дальше.

— Дальше

будет стоить пять тысяч долларов.

Вот и прощальный подарок без вести пропавшему оператору. Или с вестями? Пропавший с вестями. Неплохо звучало.

— Я могу воспользоваться туалетом? — спросил я.

— Через эту дверь и направо…

За дверью я невольно придержал шаг. В затемненном салоне на подиуме, накрытом мягкой, кажется, бархатной скатертью, светилась зеленоватая глыба хрустального аквариума размером с рояль… впрочем, рояль тоже, кажется, угадывался неподалеку. Глыбу изнутри кромсали своими передвижениями миниатюрные модели подводных лодок. Зависнув на секунду, одна выпустила две торпеды в другую. Синеватая субмарина, войдя в штопор, пошла на дно, растягивая шлейф черновато-перламутрового мазута и раздавленных глубиной матросских трупиков.

Тень Ге-Пе легла из-за моей спины на аквариум.

— Впечатляет?

— Сейчас, наверное, эта команда вопит «ура», — сказал я, ткнув пальцем в сторожевичок, разбрасывающий глубинные бомбы, которые выдавливали на поверхность аквариума пузыри-взрывчики. — Решили, что их работа…

Возле умывальника на белом комоде лежала стопка бумажных полотенец. В зеркале, покрытое белыми катышками клочков, оставленных полотенцем, отразилось осунувшееся лицо замученного Шемякина с мешками под глазами. Но голова посвежела.

— Опять скрепит потертое седло, и ветер холодит былую рану, — спел я потихоньку отражению. — Куда вас, сударь, к черту занесло? Ужели вам покой не по карману? Пора-пора-порадуемся…

Меня корежило от зависти. Такого великолепия в Замамбасове не создать на шлайновские гонорары. Не предложить ли услуги конторе братцев Рэй?

Старший, упершись лбом в аквариум, выставлял непомерный зад, с которого распадались фалды кителя, имевшего, оказывается, два фасонных шлица длиною почти до жирных лопаток. Локти братца дергались, он сосредоточенно нажимал на кнопки, манипулируя подводной битвой.

— А!? — воскликнул он. — А!? Смотрите-ка!

— На что? — спросил я.

— Вот эта грузовая У-сто-пятьдесят-один — германская «Дойчланд» везет каучук, никель и другую сырьевую экзотику из Америки в Первую мировую войну. Так? Вот эта, другая грузовая подлодка, итальянская «Энрико Таццоли», везет товары из Японии в Италию во время Второй мировой войны. Так? Преодолевая блокады, так? А вот эта… видите, рыскает, моторчик слабоват или контакты окислились… британская «Эр-один», субмарина атакующего класса времен Первой мировой войны. Значит, так… Транспортник «Дойчланд» добирается нормально домой. Итальянская грузовая подлодка гибнет… потонет в Бискайском заливе на пути из Токио. Британская испытывает трудности с запуском торпед. А это… это идет русский подводный эсминец «Варшавянка», проект восемьсот-семьдесят-семь «Палтус», американское обозначение «Кило», из семидесятых годов. Он всех сокрушит. Скорость страшная — каплевидная форма! Британской сейчас наступит капут…