Шпион против майора Пронина
Шрифт:
— И ваш англичанин надолго застрял в Советском Союзе?
— Он хочет объехать всю страну. Имеет бумагу от Академии наук.
— Он молод?
— Ваших лет, Иван Николаич. Ваших лет. Для меня это молодость. Но уже не детство.
Теперь нужно было выяснить, где остановился этот англичанин. Пронин не стал выспрашивать у Левицкого имя и фамилию клиента — Госбезопасность способна установить такие сведения без вопросов «в лоб». Неужели это Роджерс? С телеграфа он позвонил Железнову и пешком пошел на Кузнецкий. Виктор уже
— Значит, сейчас он в Москве? Нам снова повезло. Это даже подозрительно, что все так удачно складывается.
Возраст, цвет волос — сходились. Но комплекция… Стерн был толстяком невысокого роста. Это не Роджерс. Конечно, каждый может раздобреть, но уменьшиться в росте — навряд ли. Даже английская разведка на это не способна. Вот господин из магазина «Ноты» со спины вполне соответствовал Роджерсу. А этот, наверное, настоящий ученый, любитель твидовых костюмов с потайными карманами.
— И что думаешь делать, Виктор? — Пронин кряхтел, устал он от беготни!
— Надо познакомиться с этим Стерном. Ты же поручил нам знакомиться с клиентами Левицкого.
— Не будь ты таким дисциплинированным. «Поручил!» Ты и сам с усами. Ученый, судя по всему, экземпляр изысканный. Имя — от одного английского классика, который был не только классиком литературы, но и асом разведки. Фамилия — от другого, который тоже любил сентиментальные путешествия. Правда, не на Байкал. Так что, думаю, этот англичанин не из простаков.
— Конечно, не из простаков. Профессор, как-никак.
— Ты обязательно его в «Славянский базар» своди. Англичане, как правило, не дураки выпить. Хотя встречаются среди них и господа, равнодушные к алкогольному досугу.
:— Этот не равнодушен. Вы не дочитали мою записку. На Байкале его с перепоя госпитализировали.
— Вот это очень хорошо, что госпитализировали.
Железнов хлопнул себя по лбу:
— Вас же Ковров срочно вызывает, а я на радостях и забыл.
Интуристы
На этот раз Ковров вскочил навстречу Пронину и полез обниматься.
— Нюх-то у тебя что надо, товарищ Пронин. Я весь архив на уши поднял. Товарища наркома подключил… Нет сведений про Роджерса! Как будто и не брали его. Ни стенограмм допросов, ни данных о содержании в изоляторе, ни справки о расстреле. Ни, к примеру, о самоубийстве… А расстрелы, ты знаешь, у нас фиксируются четко.
— Значит, не расстреляли его.
— Разве что шальная пуля. Но о таком случае я бы знал. Вот такая петрушка получается. Укроп и петрушка. Это еще при Ягоде было. Так что я не исключаю диверсию.
— Ты хочешь сказать, что при Ягодке было возможно организовать побег Роджерса из внутренней тюрьмы? А ты не преувеличиваешь? Мы любим демонизировать разоблаченных коллег. Это легче всего. Но враг народа — это все-таки
Ковров ощетинился:
— Тогда ответь, где Роджерс? Жив или мертв? Кстати, почему ты про него вспомнил? Не думаешь ли ты, что на Телеграфе…
— Не думаю. Не имею фактов. Ты будешь надо мной смеяться. Можешь даже вызвать врача. Возможно, я заработался, забегался. Но второго января я видел в магазине «Ноты» человека, похожего на Роджерса. Вот и все. Первого враги совершили налет на Телеграф, а второго я увидел в магазине этого человека. Видел его только со спины.
— Со спины? Да ты, брат, настоящий паникер.
— Ты знаешь, я гонялся за Роджерсом пятнадцать лет. Столько позору от него натерпелся. Я его как облупленного знаю. Наверное, это паранойя. Или все-таки шизофрения? Так и запишем, со знаком вопроса…
— Да нет, вообще-то ты с Роджерсом в точку попал. Не знаю, кого ты видал в магазине, но то, что его нет в архиве — это даже не бардак. Это преступление. Там ведь досье было страниц на двести — как корова языком слизала.
— Пятнадцать лет работы… — вздохнул Пронин. — Вот и доверяй после этого родной фирме. — Ковров сочувственно заворковал.
Пронин оставил Коврова охать в одиночестве, а сам пешком пошел к магазину «Ноты» — от Лубянки до него рукой подать.
В магазине Пронин сразу подошел к пожилому продавцу, который за последние двадцать лет примелькался москвичам и стал талисманом знаменитого музыкального магазина.
— Вы не могли бы меня проконсультировать?
Продавец моментально застегнул пуговицы вязаного жилета и моложаво встрепенулся:
— Я вас внимательно слушаю!
— Я живу тут неподалеку. У вас бываю время от времени.
— Завсегдатай? — спросил продавец недоверчиво.
— Да нет, скорее, любопытствующий. Я не музыкант и редко делал у вас покупки. Разве что в подарок иной раз. Хотя гитара у меня дома отменная! Но это другой разговор.
Продавец в жилетке не удивлялся пустопорожней говорливости Пронина. Он уже давно ничему не удивлялся. У старого продавца Виктора Семеновича Панкратьева не было слабостей, кроме одной: в последнее время он стал мерзлявым и даже в натопленном музыкальном магазине ходил в валенках.
— Я заходил к вам второго, после праздников. Знаете, голова болела, в желудке ныло… И встретил у вас девушку. Она мне понравилась. Но она, как назло, все время беседовала с каким-то товарищем — он был рослый, элегантный, судя по выправке, офицер. Они все беседовали и беседовали. И я ушел несолоно хлебавши.
— И что вы хотите приобрести?
Пронин — щедрая гусарская душа — сунул Виктору Семеновичу десятку:
— Я ничего покупать не буду. Ну, могу, если вы настаиваете, взять пару брошюр с песнями Шуберта и Дунаевского. Но я пришел сюда не за этим. Мне нужно познакомиться с девушкой, только и всего. Вы же понимаете меня, как мужчина…