Шпион против майора Пронина
Шрифт:
— Молодой человек, здесь не дом свиданий, — устало, почти ласково сказал Виктор Семеныч. — Не стоит нарываться на милицию. Лучше ступайте домой. Вас, наверное, супруга ждет.
Тут Пронин приобнял продавца и увлек его в предбанник магазина.
— Вы хотите, чтобы я показал вам удостоверение?
Виктор Семенович округлил глаза, но не от удивления, а от легкого испуга.
— Все понимаю. Вас интересует Вера Фомина. Она на складе.
— Ну и отлично. Вот и ведите меня туда.
Склад магазина «Ноты» располагался в огромном,
— Это она, — шепнул Виктор Семеныч, когда среди коробок с нотами вдали показалась женская фигура. При слабом освещении Пронин не мог издалека разглядеть девушку, чтобы убедиться, что именно ее видел с «бритым затылком».
Пронин с шумом шагнул к ней. Девушка обернулась, отложила пыльную коробку.
— Здравствуйте. Моя фамилия Пронин. Майор Пронин. Вас зовут Вера? Я вас давненько ищу.
— Меня? Да, я Вера.
Пронин заметил, что девушка смущена. Это неплохо.
— Я ищу вас со второго января.
— А что меня искать? Я шесть дней в неделю здесь работаю.
— Это верно. Я искал вас по-дурацки. Надо было сразу заглянуть в магазин, а я отвлекся, забегался… Колесил по всей Москве, а надо было всего-то перейти дорогу и заглянуть в магазин. Мы иногда бываем слепцами… Вы не бойтесь меня. Я хотя и майор, порой таким дураком выгляжу, что готов любому рядовому позавидовать. — Пронин побалагурил и резко перешел к делу: — Второго января в разгар рабочего дня с вами долго беседовал рослый русоволосый мужчина в синем пальто. Он нас интересует.
Виктор Семенович стоял, как изваяние, на почтительном расстоянии и угрюмо смотрел куда-то в подвальную полутьму. Вера, прищурившись, рассмотрела Пронина и отвечала на удивление обстоятельно:
— Он моряк, краснофлотский командир. Служит на Балтике. У него отпуск новогодний — двадцать дней.
— Матросом-балтийцем он уже был… — тихо сказал Пронин, а Веру спросил строго:
— А что привело его в ваш магазин?
— То же, что и всех. Он баян хотел купить. Выбирал, советовался.
Рано было думать о Роджерсе: ситуация туманная. Но Пронин подавил улыбку, представив Роджерса с баяном. Впрочем, английский майор за последние тридцать лет порядком обрусел.
— Купил?
— Нет, обещал на днях зайти.
— А в вашей квартире есть телефон?
— Нет.
— Значит, он взял у вас рабочий телефон?
— Телефон магазина — это не секрет. Ммм, но домашний адрес он у меня попросил.
— И вы ему не отказали…
— А что такого? Я в коммунальной квартире живу. В случае чего…
— Понятно. Вот вы работаете в музыкальном магазине. Наверное, любите оперу. Лемешева, Михайлова. Правильно? — Вера кивнула. — А какой тембр голоса у вашего матроса?
— Скорее тенор. Или баритон.
— Пониже, чем у Лемешева, но не бас. Так?
— Примерно так. Я точно не помню. Но голос не писклявый. В то же время — не низкий. Приятный голос, интонации такие тягучие, плавные.
—
— С тех пор не заходил.
— И своего адреса, конечно, не оставил…
— Нет, не оставил.
— Он все-таки не только баянист, но и моряк. Вы, Верочка, просто очаровательны. И станете еще очаровательнее, если забудете о нашем разговоре, как только я выйду из вашего замечательного подвала.
Пронин заехал домой — немного отдохнуть, перекусить, переодеться… Вечером в «Славянском базаре» Железнов обещал познакомить его со Стерном.
Чего ждал Пронин от встречи со Стерном? Была зыбкая надежда, что англичанин был связующим звеном между Левицким и врагами, которые использовали «эмку» портного.
Виктор — любимый ученик Пронина — действовал быстро, как и подобает молодому да ретивому чекисту. За несколько часов он успел найти Стерна, познакомиться с ним, сдружиться и пригласить на ужин. Англичанин оказался легким на подъем искателем впечатлений, и в десять часов вечера они ждали Пронина за столиком.
— Я вас познакомлю с уникальным человеком! Это крупный ученый, знаток немецкой культуры. Он и в ботанике разбирается, между прочим.
Англичанин улыбался. Отутюженный твидовый костюм от Левицкого сидел на нем идеально. И вот явился Пронин… Рядом с подтянутым англичанином Пронин после бессонных ночей казался утомленным. Впрочем, отекшее лицо только подчеркивало, что это — видный германист, въедливый ученый, катакомбный подвижник науки.
Пронин энергично тряс руку новому знакомому, но в глазах застоялось утомление.
— Будьем говорит по-русски! — радостно заявил Стерн. — У нас in Great Britain мало-мало знает по-русски. А я знать и гордиться!
— И мы гордимся, что такой просвещенный господин выучил язык Ленина и Толстого.
— Я читаль Ленин, я читаль Лев Толстой «Воскресение», Катья Маслова. Язык училь в Лондонье. А Россия дала мне практика по-русски. Я читать советский газет.
— Это правда, — сказал Железнов. — Мы уже обсуждали выступление товарища Жданова. Оно опубликовано в сегодняшней «Правде». На целую страницу!
— Ну, значит, можно считать, что политику мы обсудили. Теперь надо хорошенько закусить. Вы уже пробовали пельмени?
— Я быль на Урал! Смотрел русский рудник.
— Ах, что же я спрашиваю. И пельмени вас не разочаровали?
— Хочу три порций! Без подливка. Со сметаной. Диета дает поражение от славянский базар.
Падежи подчинялись Стерну от случая к случаю.
В таких случаях Пронин всегда заранее продумывал тактику разговора и умел склонять собеседника в нужную сторону. А тут он не знал, на какую кнопку нажимать, какую информацию выжимать из сентиментального путешественника Стерна. Поэтому Пронин меланхолично положил салфетку на брюки и принялся устало улыбаться, как заправский чекист из «Библиотечки военных приключений».