Шпион против майора Пронина
Шрифт:
— Хотите послушать вместе со мной радиопередачу? — улыбнулся Роджерс. — Так не тяните, включайте. Вы слишком долго готовите репризу. В цирке вас бы освистали.
— Я мог бы записать на магнитофон. Но вы бы тогда сомневались, нервничали. Вам вредно нервничать. Поэтому дождемся эфира. — Пронин посмотрел на часы. — Осталось семь минут. Пододвиньтесь к приемнику и сами найдите первую программу. Если хотите послушать на английском — ищите Иновещание на английском. Когда-нибудь Иновещание сыграет важную роль в истории народов. Как вы считаете, Роджерс? Ведь нас ждет большая война с размахом на несколько континентов. А радиоволны не знают преград и не боятся пуль. Посмотрите, какой у нас приемник — загляденье! Особенно
Роджерс не слушал Пронина. Он быстро нашел нужную программу: сразу видно, что в советском радио он разбирался. Женский голос по-русски говорил о балете. А потом слово взял Левитан. Роджерс сразу узнал этот сочный низкий баритон.
«16 января органами Госбезопасности была обезврежена группа диверсантов… В перестрелке погиб агент английской разведки майор Роджерс, действовавший в СССР под личиной… Советское правительство готово предоставить родственникам погибшего документы для посещения захоронения агента Роджерса».
Роджерс фыркнул:
— Какая-то чушь. Кто купится на эту уловку?
Но сунул ладонь в волосы: нервы-то взыграли.
— Британские журналисты работают отменно, реактивно. Нам всем нужно у них учиться. Мне только что доставили сегодняшнюю «Таймс», взгляните. — Пронин бросил на полированный приемник хорошо знакомую Роджерсу английскую газету.
— Можете убедиться, это не фальшивка.
С газетной страницы на Роджерса смотрел его собственный портрет в траурной рамке. Погиб при исполнении офицерского долга. И это была подлинная «Таймс». Какие бы кудесники ни сидели на Лубянке, так скопировать британскую газету они бы не смогли. Роджерс судорожно просчитывал варианты. Не могут же наши лучшие умы вот так проглотить советское варево, даже не проверив его! Значит, проверят, одумаются, дадут опровержение, станут его вызволять. Или… Есть ведь и другой вариант. Наши поняли, что я проиграл. Попался. И кто-то посчитал выгодным избавиться от меня. Я дли них погиб, даже если они не верят в мою реальную гибель. А наиболее вероятен третий вариант — самый простой. Чекисты сумели провести убедительную инсценировку, и наши клюнули. За эти двадцать два года чекисты научились работать. Они стали настоящими профессионалами. Они создали конвейер чекистов: одних расстреливают — на их место приходят другие, отлично обученные асы. Но Пронин — особый случай. Он в бизнесе с восемнадцатого года. Он превосходно выучился на собственных ошибках.
— Рассказать вам о технологии блефа? Мы нашли в морге свежий труп, отдаленно напоминающий вашу наружность. Хорошенько его загримировали под вас. И провели опознание в присутствии одного не самого смышленого сотрудника британского посольства. Были там и добрые знакомые бухгалтера Гасина. Остальные — более проницательные — работники посольства — получили фотографии и кинокадры опознания и похорон. Их получат и ваши родственники на родине.
Пронин бросил перед Роджерсом папку с фотографиями.
— Как видите. Не подкопаешься. И теперь вы в наших руках надолго. Навсегда. У нас равенство, но жить в Советском Союзе можно очень по-разному. Можно жить в одиночной камере, а можно — в подмосковной даче или где-нибудь на берегу живописного озера — Неро или Селигер. Слыхали? Или, может быть, бывали? Вы хорошо знаете Россию. Не хуже, чем товарищ Железнов.
— Вы всех так покупаете? Дачками из брусков? Интересный метод.
— А вы хотите продаться подороже? Но у нас нет миллионеров. Дачник — это звучит гордо. Ну, в крайнем случае — дачник-автолюбитель. Это самое респектабельное, что мы можем вам предложить. Плюс отменное питание и обширная культурно-оздоровительная программа. Знатоки говорят, что все это приятнее, чем безвременная гибель
— Дурной тон, Пронин. Вы как на базаре. Это не разговор джентльменов. К тому же вы слишком упиваетесь своим всемогуществом. Я могу оскорбиться и заупрямиться.
— До джентльменства мне далеко, это верно. Я, как зевака, как бабушка на лавке, просто любопытен.
— Но вы не задаете вопросов…
— Пожалуй, сегодня у меня будет только один вопрос. Где телеграфные коды? Они в Союзе?
Роджерс посмотрел на Пронина то ли с любопытством, то ли с презрением.
— Я давно понял, что вы из кожи вон лезете с этими кодами. Даже костюм у Левицкого пошили. В принципе, вы копали в правильном направлении. Без Левицкого вы бы не поймали Дитмара. Я с самого начала говорил, что использовать машину портного в этом деле было опрометчивостью… Но я не мог напрямую влиять не этих остолопов. Я был серым кардиналом. Подталкивал, дирижировал, оставляя им свободу действий… Выигрывал в безопасности, но проигрывал в деталях. Вы ведь нашли «эмку» Левицкого? А кодов не нашли… Вам повезло, что я не отправил их в Лондон с первой оказией.
— Я догадываюсь, почему вы медлили…
— Потому что вы были настороже! Перекрыли все ходы. Я не имел права рисковать.
— Это только половина правды, Роджерс. Но если вы не хотите рассказывать о своих колебаниях между Лондоном и Берлином — я не буду настаивать. Тема щекотливая, можете оставить ее при себе.
— Как же вы любите демонстрировать свою проницательность, Пронин! Чувствуется ваша крестьянская кость. Вам слишком приятно торжествовать над профессионалами старой школы. Поработайте над этим, Пронин. Научитесь скрывать эмоции. Да, я колебался. И это вас не касается. А к кодам я даже не прикасался. Они были и есть у одного советского остолопа. Вы легко его возьмете.
— Он проживает в Москве?
— Не будьте жадиной, Пронин. Для первого разговора я сказал слишком много. Через пару дней вы получите имя. Адрес найдете сами. А вить веревки из майора британской разведки вам не удастся.
Роджерс держал марку. Или выжидал, пока Британия разберется в энкавэдэшной инсценировке. Что ж теперь — бездействие? Будем смиренно ждать милостей Роджерса?
— Что говорит Стерн? — спрашивал Пронин Железнова.
— Отказывается от допросов. Болеет. У него лихорадка. Доктор сказал, никакой симуляции, он действительно захворал.
— Тогда и мы возьмем тайм-аут. Только нужно как-то отгородиться от Коврова. Он наверняка ждет отчетов по допросам Роджерса. — Пронин вздохнул. — Он дождется их через неделю. А до послезавтра я перехожу под домашний арест в каземате имени Агаши.
Последний выстрел
Сорок часов Пронин отсыпался и отъедался на Кузнецком. Иногда он даже снимал со стены гитару и от нечего делать перебирал струны. Перечитал статьи Энгельса о войне и «Ледяной дом» Лажечникова. На улицу не выходил — только подходил к открытому окну, подышать славным зимним воздухом. За сорок часов щеки у него округлились, а в глазах заплясали огоньки. Пронин позвонил Железнову, который все это время усердно выгораживал его перед Ковровым. «Готовь Роджерса. Буду через час». После очередной порции сна — никакого обеда. Чашка крепкого кофе — и пешком на Лубянку.
За два дня (всего-то!) Пронин несколько отвык от пеших прогулок. Шел вразвалочку и наслаждался легким снегопадом.
Роджерс сидел на диване, плечом к плечу с Железновым, в кабинете Пронина.
— Вы не возражаете, если наш друг поприсутствует при разговоре? — спросил Пронин Роджерса с почти угодливой улыбкой.
— Виктор наш старинный приятель. По двадцатым годам еще мальчишкой его помню. Пускай посидит, если у него других дел нет.
— Все мы старинные приятели. И разговор будет приятельский. А тема все та же.