Шпионские игры

Март Артём

Иногда где-то вдали можно было услышать приглушённый крик горных козлов.

Даже кони опасливо ходили по этим узким, опасным тропам, то тут, то там переходящим в серпантины.

Пограничную тропу здесь выделяли каменные туры — пирамиды из камней, которые сложили когда-то пограничники, несшие свою службу давным-давно.

Время от времени попадались и красные ленты. Приложенные к турам или привязанные к низкорослым деревьям или кустам — они тоже отмечали нам путь.

«Волчьи тропы» — опасное место. И

никаких душманов здесь не надо, чтобы это понять. Таран посылал сюда только стариков, кто уже как минимум год мерил шагами километры Государственной Границы.

Сегодня в нашем конном наряде было шесть человек. Вёл нас старший сержант Мартынов. Вместе с нами шли Сагдиев, Гамгадзе с рацией и Алим Канджиев. Ну и мы с Васей Уткиным.

Пусть Уткин не отслужил ещё года, но Таран поставил в наряд именно его. Видимо, решил, что пограничник достаточно крепок для такого перехода.

Ну что ж? Ведь надо когда-то начинать.

— Хватит вам языками молоть! — крикнул им Мартынов, следовавший первым. — Будете так болтать, голова закружится! Ну-ка, растянуться! Я вперёд уйду! Держать дистанцию!

Вышли мы ранним утром, когда солнце ещё не появилось на горизонте. К полудню достигли «Волчьих троп».

Наряд, сжавшийся до одного-двух метров между лошадьми, чтобы преодолеть сложный обрывистый участок и подстраховать друг друга, со временем растянулся по неширокой тропе, которую устилал щебень. Стал двигаться дальше разрежённой цепью.

Я укутался в бушлат. Под копытами Огонька шуршал щебень.

Нынче туман упал на эти горные вершины. Что-то рассмотреть можно было едва ли не в десяти метрах от себя. Шли так, чтобы каждый видел круп впереди идущей лошади.

Я глянул на часы. Достал компас.

— И тут скачет, — прошептал я тихо, когда стрелка снова в назначенное время сдвинулась с места.

Таран знал о странном поведении компаса. Знали об этом и в отряде. Однако нам не поступало никакого приказа относительно этого явления. Потому я только время от времени проверял, не изменились ли промежутки между «срабатываниями» неизвестного датчика. Они не менялись. А вот интенсивность…

Здесь, в горах, стрелка колебалась сильнее. Больше отклонялась от севера. Когда я рассказал об этом Мартынову, он сказал мне то, о чём бы я и сам догадался:

— Наблюдай, Саша. Если что — доложи.

Внезапно я увидел, как впереди идущая лошадь с Мартыновым в седле заплясала под ним.

— Тпру! Тпру! — крикнул Мартынов.

А затем раздался другой, чужой голос:

— Помогите! Помогите, быстрее!

— Ата! Жардам алып келдим! — крикнул мужчина по имени Карим.

Потом он прислушался, придерживая рослых лошадей за узды, подставил ухо расщелине.

— Может, он умер уже? — спросил Уткин немного гнусаво.

Карим был высоким и крепким парнем лет двадцати

восьми.

У него было смуглое, скуластое лицо и слишком широкие для киргиза глаза. Хотя говорил он именно что на киргизском. Не похож был он на горца — слишком гладкая кожа, совсем не изрезанная морщинами от местных ветров. Глаза — широкие и, несмотря на раболепный тон, серые, внимательные. А ещё холодные.

Карим носил старую афганку и грязные армейские сапоги. Что странно — не советские. На поясе у него висел нож в деревянных ножнах.

Другого оружия у парня не оказалось, если не считать старинной винтовки Мосина, что была приторочена к седлу одной из его лошадей. Как я понял — отцовской.

Карим удивительно чисто для горца говорил на русском. К слову, остальных пограничников это не сильно-то настораживало. А вот меня — да.

— Нет, — покачал головой Карим и сплюнул через левое плечо. — Отец живой. Там он. Упал, но живой.

Карима мы встретили на одной из Волчьих троп. Он появился из тумана прямо перед носом лошади Мартынова и тут же попросил о помощи.

Конечно, мы не растерялись. Мартынов немедленно приказал парню стоять и поднять руки. Всё же ему нельзя было тут находиться. Но когда он взмолился о помощи, я спросил:

— Что у тебя стряслось?

По словам Карима, они с отцом поднялись так высоко, потому что искали тут соседа-пастуха, ушедшего за отбившейся овцой и пропавшего где-то здесь два дня назад.

На мой резонный вопрос, который я ему задал, когда он рассказал нам свою историю:

— Вы знаете, что зашли на советскую территорию?

Карим только округлил глаза и ответил:

— Нет, добрый человек! Не знали мы! Шли-шли по горам. Искали Бакыджана. И в мыслях у нас не было к вам заходить!

Тогда мы решили помочь, но забрать двух неудачливых пастухов на заставу для дальнейшего, так сказать, выяснения обстоятельств.

Мы стояли у расщелины — широкая, в несколько метров, она врезалась в гору, и наша пограничная тропа проходила у самого её края. Дно её окутал туман, и оттого казалось, что этого самого дна у неё и нет.

— Ата! — снова крикнул Карим куда-то вниз.

— А-а-а-а?! — хрипло ответили оттуда.

— Говорю же! — обрадовался Карим. — Жив! Цел, старый отец Айдарбек! Он крепкий. Как гора крепкий!

Потом Карим закричал вниз на русском:

— Ата! Тут русские! Русские пограничники! Они тебе помогут! Вынут оттуда!

— А-а-а-а-а! — снова прохрипели снизу.

— Отец у меня у-у-у, — Карим развёл в стороны локтями. — Большой. Но по горам ходит, как молодой козлик. Одному мне не справиться. Не поднять. У него нога сломанная. Надо, чтоб двое хотя бы пошли.

— Давайте я, — сказал я, мимолётно глянув на Карима, — я лёгкий. Меня на верёвке сподручнее спускать.

Мартынов кивнул. Добавил: