Шпионы «Маджонга»
Шрифт:
Рид натянуто улыбнулся, кивнул, но ничего не ответил.
Барни откинулся на спинку, очевидно довольный своим вступительным словом.
— Тем не менее я понимаю, что ты не поэтому попросил об этой встрече…
— Частной встрече.
— А-а… — Барни с извиняющимся видом слегка приподнял ладони над столом. — Мне очень жаль, что тебе так не нравится присутствие твоего отца. Мне искренне хотелось, чтобы он поприсутствовал при этой беседе и узнал, как обстоят дела.
— Я не понимаю, какое Корпорации до этого дело. Рид — это другой разговор… Я рад, что ты здесь, Питер.
Рид
— Но, дорогой мой Саймон, Корпорация имеет к этому делу самое прямое отношение. Все «это дело», вся его суть в больших деньгах. В Гонконге «большие деньги» подразумевают участие банка Гонконга, «Стэндард чартеред» или Корпорации. При тех суммах, с которыми ты имеешь дело, с кем еще нам говорить?
— С Лондоном.
— Лондон ничего не хочет знать об этом деле. — Барни посмотрел через плечо Саймона на Тома Юнга и нахмурился. — Мы немного в курсе относительно тех проблем, которые существуют между Корпорацией и «Дьюкэнон Юнг». Если бы имелась какая-то альтернатива…
— Так что же насчет банка, а? Почему не может помочь Гонконгский и Шанхайский? Или «Стэндард чартеред»?
— Они заявили, что не желают иметь с этим делом ничего общего. Экономический климат таков, что…
— Ну что ж, тогда пинайте их под задницы до тех пор, пока они не захотят принять участие в этом деле. Мартин, что толку с того, что ты обладаешь большой властью — практически диктаторствуешь, — если ты даже не можешь выстроить по струнке свои поганые банки?
— Это так характерно, — съязвил холодный голос за спиной у Саймона.
Саймон сердито повернулся в своем кресле.
— Не вмешивайся в это дело!
— И не собираюсь. — Том прошелся по кабинету и встал за спинкой кресла Барни, положив руку на изголовье, словно желая подчеркнуть, на чьей он стороне. — Мартин слишком деликатен, чтобы высказать тебе все это напрямую, поэтому лучше я выскажусь вместо него. И банк, и «Стэндард чартеред» не хотят никогда иметь с тобой дело. И знаешь почему? Потому что они думают, что ты или безумец, или дурак, и никак не могут решить, кто же ты именно. — Саймон попытался заговорить, но отец продолжал: — У тебя около трех месяцев, не больше, чтобы придумать способ оттянуть платежи по долгу, который, даже по меркам Гонконга, просто астрономически велик. Если у тебя не выйдет, то двадцать акций учредителей перейдут к русским. К русским, Боже мой!.. И все мы знаем, что это значит.
— Брось ты! СКБ вполне законный сингапурский банк.
— Законный! Я бы предпочел, чтобы ты взял этот кредит хоть у самого черта! Наверное, ты скажешь сейчас: что было, то прошло и забылось, но ты ошибаешься. Ты узнаешь, насколько ты ошибаешься, когда попытаешься делать здесь свой бизнес и дальше. Если вообще ты когда-нибудь будешь им заниматься… В результате нападения террористов на твой опреснительный завод, он, похоже, вступит в строй не скоро, во всяком случае, не достаточно быстро, чтобы спасти тебя.
— В том, что кто-то подложил эти бомбы под мой завод, нет моей вины.
— Возможно. Я не могу высказать свои соображения по этому поводу, не будучи знаком подробно с условиями
Саймон ничего не ответил. Отец был прав на все сто. Страховые компании, не заявляя открыто, что не собираются платить, тянули со своими расследованиями гораздо дольше, чем обычно бывает в таких случаях и чем им требовалось на самом деле. И всему причиной это ружье охранника, насчет которого Саймон не давал никаких распоряжений. Конечно, если бы он знал о нем, он бы немедленно запретил это…
— Нынче ты утверждаешь, что Советский Коммунальный банк основывается на поддельных документах. Насколько я понимаю, ты уже видел сегодняшние газеты?
— Да.
— Тогда поправь меня, если я понял что-то не так. Первое: ты получил деньги; второе: ты «по ошибке» подписал фальшивые документы, чтобы потом не выплачивать долг; третье: весь Гонконг знает, что ты осмелился дать эти показания под присягой во время открытого слушания дела в суде. — Он сделал паузу, ожидая ответа. Когда его не последовало, он продолжил: — Так скажи мне, Саймон, скажи мне, кто именно после всего этого захочет иметь с тобой дело, а? Кто поспешит выстраиваться в очередь, чтобы иметь честь вести бизнес с председателем Совета директоров «Дьюкэнон Юнг»?
— Отец, если бы я был на твоем месте, я бы просто продолжал заниматься своими собственными делами.
— Понятно. Ты не думаешь о своих детях, об их будущем. Ты не думаешь о Джинни.
— Вот уж не ожидал от тебя такого, — взорвался Саймон. — Она ведь китаянка, ты что, забыл? Не надо лицемерить, отец. Только не сейчас…
— Не надо оскорблять меня. Я никогда не имел ничего против Джинни потому, что она китаянка. Ты никогда не слышал, чтобы я сказал твоей жене хоть одно грубое или даже просто невежливое слово.
— Да, ты прав, — язвительно согласился Саймон. — Я всегда чувствовал, как трудно тебе сдерживаться все эти годы, быть с ней вежливым: ведь сын женился на китаянке, его дети — полукровки…
Барни, видя, что разговор начинает выходить из-под контроля, громко кашлянул.
— Джентльмены, так мы ни к чему не придем. Том, я думаю, ты преувеличиваешь проблемы Саймона. Ведь это Гонконг, и наши правила уже почти не соблюдаются. Твой сын — уважаемый человек, а человеческая память коротка. Его репутация может оказаться на время подпорченной, но он восстановит ее. Мы должны надеяться и молиться, чтобы он восстановил ее, потому что если «Д. Ю.» рухнет…
— Если «Д.Ю.» рухнет, — перебил его Том, — то я и многие другие захотим узнать ответы на целую кучу «как», «почему» и «с какой целью».
— Тогда задай эти вопросы ему, — Саймон презрительно ткнул пальцем в сторону сэра Мартина Барни. — Или спроси губернатора. Они втянули меня в это. — Он сердито развернулся в кресле. — Питер, если я подписал поддельные документы, то тебе-то известно, почему. — Он повернулся к Барни. — Спроси его и послушай, что он скажет.