Шпоры на босу ногу
Шрифт:
– Какого неприятеля? – поспешно спросил Франц.
– А вот какого! Да вы оглянитесь же!
Все оглянулись. И увидели…
Что пока что еще очень далеко, только на самой опушке леса, показались темные точки, но зато этих точек становилось все больше и больше!
– Казаки! – испуганно выкрикнул Франц.
– Нет, не казаки, а всего только партизаны, – поправил солдата сержант. – Это же пеший строй! И я за ними уже давно наблюдаю. Они то выбегут, но опять забегут. Наверное, ждут подкрепления. Осторожные они, однако. Настоящие крестьяне!
Все
– Ну, что я говорил? Это опять она накликала. Вот нам и смерть.
– А если вброд? – спросил Хосе. – Даже пусть вплавь! Еще успели бы!
– Успеем! – сказал Франц. – Успеем! Они вон совсем не спешат!
Партизаны и вправду пока не спешили, а, сбившись на опушке леса, наверное, по-прежнему кого-то ждали. Курт хищно усмехнулся и сказал:
– А вы правы, сержант! Нельзя, чтобы карета доставалась неприятелю. И даже не столько сама карета, сколько ее содержимое!
– Так! – и сержант многозначительно кашлянул. – Так! И ты, похоже, хочешь что-то предложить.
– Да, – сказал Курт. – Так точно! Карету нам не переправить. Но если каждый из нас возьмет с собой ровно столько, сколько он сможет…
– Унести?
– Да. Унести. Домой, – тут Курт не выдержал и едва ли не крикнул: – Мы заслужили это кровью! Разве не так?
Сержант ничего не ответил. И он даже не смеялся, хоть ему тогда было очень смешно. Смеяться тогда было глупо, да и его могли не так понять. Поэтому, чтобы сбить это неуместное веселье, сержант оглянулся и посмотрел на опушку. Там партизаны уже выстроились в линию, то есть их атака могла начаться в любое мгновение. А здесь, думал сержант, без смеха на этих не глянешь! Они все как один дрожат от ужаса, и тем не менее стоят, не убегают. Их держит золото, которым, по их мнению, полна карета! Ну что ж, пора с этим кончать! Поэтому:
– Ну, хорошо! – сказал сержант, легко спрыгнул на землю, подошел к карете и продолжил: – Эта красавица, как я и обещал, врагу не достанется, – тут он похлопал ладонью по дверце кареты и объяснил: – Потому что я сделаю вот что. Я столкну ее воду! Гаспар! Выпрягай лошадей! – и, повернувшись к солдатам, добавил: – А вы чего? Давайте помогать! Нет времени!
Солдаты замерли, не зная, что и делать. Зато Гаспар тут же вскочил на козлах и воскликнул:
– О, господин сержант! Нельзя! Это нельзя!.. – но тут же спохватился и замолчал. Но на козлы уже не садился – стоял. То есть вид у него был достаточно глупый, намного глупее обычного.
– Что такое? – не понял сержант. – Что случилось, Гаспар?! Отвечай!
– Там… – промямлил Гаспар…
И опять замолчал. То есть что «там», он так и не объяснил, а только побелел как снег. Тогда сержант строго сказал:
– Я слушаю тебя, друг мой. Ну-ну, смелей! Решительней! – и с этими словами он угрожающе потянулся за саблей.
– Там… женщина, – с усилием признался кучер.
– Конечно, конечно! – воскликнул сержант и весь
И все очень поспешно – мало ли, на всякий случай – отступили. Мгновение! Второе…
Пятое… Десятое…
Однако никто из кареты не вышел! Вот так-то! Сержант стер пот со лба (потому что он тоже живой человек!) и медленно обернулся к солдатам. Саид и Хосе выглядели достаточно невозмутимо, то есть вполне сносно, Францу и Чико было явно не по себе, ну да от них большего и ожидать было нельзя… И только один Курт, настоящий бесстрашный солдат, весь подавшись вперед, с любопытством заглядывал в карету.
В которой, правда, – а для Курта, к сожалению – ничего не было видно. И никого. То есть получалось так, что прав оказался сержант. Вот только радости от этого он никакой не почувствовал. Только подумал: Оливьер подлец! Ну да сейчас не до него, нет времени! Сержант быстро огладил усы и так же быстро сказал:
– Ну вот, теперь вы убедились, что там пусто! Так что давайте выпрягаем лошадей, топим этот чертов ящик и уходим. Ну, чего ждем?! Живей!
Но никто даже не сдвинулся с места! Сержант хотел уже сказать…
Как вдруг лица солдат исказились от ужаса! Сержант поспешно оглянулся…
И увидел стоявшую в двери кареты женщину. Она была одета в шубу невиданного белого меха, густые белокурые волосы ее пышно разметались по плечам. А сама она была голубоглазая. А улыбка у нее была холодная, надменная!
– Бе… Белая Дама! – сорвавшимся голосом вымолвил Чико. – О, простите! – и сник.
И опять наступило молчание! Никто, даже сержант, не смел тронуться с места…
Но тут к даме подскочил Гаспар, сделал ловкий поклон, подал руку, любезно сказал:
– Мадам!
Но Мадам – а это была именно она – небрежно отстранила кучера и, обращаясь к остальным, сказала:
– О, какие бравые герои! Вот кто принесет меня к славе! А впереди всех, конечно же, вы, о мой бравый сержант! – и протянула ему руку.
Чико зажмурился, сержант не шелохнулся. А Мадам, улыбаясь, спросила:
– Сержант, вы что, меня действительно не помните?
Сержант почувствовал, как щеки у него краснеют. Вот еще что, растерянно подумал он, сейчас она еще начнет позорить его перед всеми! Ну да такому не бывать! Поэтому:
– О, тысячу извинений, сударыня! Служба! – точно так же, как когда-то в Витебске воскликнул сержант, и так же, как тогда, подал ей руку – и Мадам легко сошла на землю.
– Сержант! – опять воскликнула Мадам. – И, если я не ошибаюсь… Дюваль!
– Да, Шарль Дюваль, всё совершенно верно, – поспешно закивал Дюваль и тут же обратился к солдатам: – Ребята, вот так встреча! Просто удивительно! Спасенная нами дама – моя давняя и хорошая знакомая. Так что все ваши страхи и домыслы совершенно напрасны, клянусь вам!