Шрам на ладони
Шрифт:
— И что, Сергея схватили? Ему — как это говорится — предъявлено обвинение? Но это же явная нелепость: он дружит с Катей, то есть — дружил…
— Дружил-то дружил, но он скрылся. И все улики против него.
— Странно, — пожал плечами Варламов и, откланявшись, покинул кабинет.
А у следователя на душе остался какой-то странный осадок. Такое неясное, смутное ощущение.
Но он не обращал внимание на свои ощущения. Он доверял фактам. А все факты были в пользу Варламова.
Глава 29
ОТЧИМ-ОБОРОТЕНЬ
Сопоставлять
Этим и занялся Варламов, укрывшись в своей однокомнатной квартире за надежной стальной дверью с фигурным глазком.
Вроде бы операция прошла как надо. Правда, с некоторыми неожиданностями, как приятными, так и не слишком.
По крайней мере, одна неожиданность — да какая! — оказалась весьма и весьма кстати. Варламов даже прищелкнул от удовольствия своими тонкими, ухоженными пальцами: беднягу Грачева угораздило очутиться на месте преступления очень вовремя. Это судьба. Наводчик не предполагал, что можно рассчитывать на такое везение. Он и подумать не мог, что одноклассник его нареченной (ха-ха!) зайдет к ней в конце рабочего дня. А вот гляди ж ты, зашел.
Причем, появись Сергей на несколько минут раньше — помешал бы налетчикам. На несколько минут позже — сам бы не влип. А так бедолага угадал тютелька в тютельку. Теперь все подозрения падают на него.
Удача вторая, тоже немалая, состояла в том, что этому Грачеву каким-то образом удалось скрыться. Варламов мысленно аплодировал ему: молодец, парень! Оставил РУОП с носом!
О, Наводчик очень хорошо знал, что такое РУОП, это он лишь перед следователем притворился, что не понимает смысла данной аббревиатуры. В отделе по борьбе с организованной преступностью служат такие супермены, от которых может ускользнуть разве что джин, способный растворяться в воздухе.
А Грачев сумел. Грачев улизнул. И теперь вся энергия правоохранительных органов будет тратиться на его розыск. Большое тебе мерси, Сереженька! Бегай подольше, марафонец. Скатертью тебе дорога.
Спасибо и недотепе-следователю за то, что столь доверительно сообщил такую ценную информацию. Да здравствует наша доблестная прокуратура!
«Дилинь-динь», — пропел в этот момент музыкальный дверной замок.
Наводчик-Батя глянул в фигурный оптический глазок с широким углом обзора. На площадке стояла соседка Варвара Матвеевна, воинственно выставив перед грудью забинтованную руку.
Придав своей смазливой физиономии скорбное выражение, Варламов отворил.
— В прокуратуру вас уже вызывали, — грозно проговорила соседка. — Теперь в суд вызовут. Я подам на вас! Вы мне уплатите за физический и моральный ущерб!
Варламов скорбно глядел на нее.
— Ох, Варвара Матвеевна, добрая вы моя, вы уж простите соседа. Мы ведь с вами всегда по-хорошему, душа в душу. — Он даже тихонько всхлипнул. — А сегодня это я случайно. Пошатнулся. Что-то ноги не держат. Ну и — прямо на вашу дверь.
Соседка была ошарашена:
— Чего это с вами? Надрались, что ли?
Она ни разу не видела, чтоб сосед ее был в таком расстройстве.
— Если
— Ух ты, ух ты, — закудахтала она, а Наводчик злорадно подумал: «Давай-давай, квочка. Любишь болтать? Про конференции и прочую ерунду. Так вот тебе пища для сплетен. Рассказывай, курица, что сосед твой сам не свой от горя».
Он глянул на ее перевязанную руку, бинтов было наверчено сверх всякой необходимости.
— А моральный ущерб и физический тоже я, конечно, оплачу, — успокоил он ее и выдал несколько купюр.
Она их довольно ловко цапнула левой рукой, привычно проворковав:
— Ах, что вы, что вы! Зачем? Такое горе…
— Извините. Хочу побыть один, — сказал Варламов и, захлопнув бронированную дверь, громко застонал:
— О! О! О-о!
Знал, что с той стороны двери подслушивают.
«С Варварой нужно быть поласковей, — подумал он, довольный разыгранной сценой. — Тупица каких свет не видывал, но бывает иногда полезна. Стоп. Что она там болтала про Джонни? С кем это он приходил? Парень, усатый, помоложе меня. Неужели Грачев? Не иначе. Что она еще там несла? Пуховик у него чем-то выпачкан. Пуховик, точно, у Сергея имеется. Коричневый. А выпачкан… да уж понятно чем, коль побывал возле расстрелянных. Он. Он!»
Грачев заполучил мальчишку.
Это была новая неожиданность и уже не такая приятная. Она озадачивала.
Вообще-то Батя знал, что Сергей любил этого ребенка. Это Варламова даже радовало: «жених» мог не отвлекаться и полностью посвятить себя охмурению этой рыжей дурочки. Его общение с Ванюшей сводилось лишь к изучению примитивных английских фраз да поеданию ананасов. Остальная возня с этим назойливым существом приходилась на долю «дяди Сережи», которого пацан звал Тараканом.
Но чтобы человек, чудом вырвавшийся из лап РУОПовцев и скрывающийся, таскал с собой такую обузу, как шестилетний ребенок, — этого Варламов объяснить себе не мог. Тут, видимо, были какие-то особые, весомые мотивы. Какие же?
Даже всемогущие джины порой заходят в тупик. Особенно тогда, когда их противники не хитрят, а поступают по совести. Варламову в голову не приходило, что можно возиться с малышом просто из любви к нему, из жалости, из сострадания. Наконец, из чувства ответственности перед его покойной матерью.
Вот Наводчик и ломал себе голову, пытаясь объяснить поступок Сергея. Дикий, самоубийственный поступок в его понимании.
Самоубийственный ли?
А может, как раз наоборот? Спасительный?
«Кажется, я понял! — осенило вдруг Варламова. — Майн гот! Он хочет использовать детеныша как свидетеля».
Свидетеля чего?
Свидетеля — против кого?
Память услужливо подсказала ответ на эти вопросы. Ясно припомнилась нищенская квартира этой жалкой влюбленной рыжей дурищи. Допотопный, дисковый телефонный аппарат, крест-накрест перемотанный изолентой — видно, не раз побывал на полу.
Воспользовавшись тем, что «невеста» ушла стирать свои обноски, он из ее дома созвонился с «сынками», дал им последние указания перед налетом.