Шрам
Шрифт:
Хирург завел Пастыря в кузов, а я спросил у оставшегося снаружи Джима:
– Как он?
– Бывало и хуже. Это просто царапина для него.
– Этого бы не случилось, если бы не ты, – прорычал Стив, стоявший рядом.
– Может, ты, наконец, умолкнешь? – обернулся я в его сторону. В тот момент меня особо раздражало его лицо, перекошенное, крысиное, с этим уродливым пушком под носом.
– А может, ты, наконец, освободишь нас от своего присутствия?! – парировал он.
Но я не успел ответить: в следующую секунду Джим схватил Стива за шиворот и с глухим ударом прижал к машине.
–
Ни разу прежде я не видел Джима в таком гневе. Один раз он начистил морду зарвавшемуся вояке в клубе, но и тогда не прекращал улыбаться, словно, просто играл. Сейчас же я видел в его глазах настоящую злобу, и охотно верил в то, что он может в любой момент исполнить свою угрозу. Стив, видимо, тоже это видел, так как в его взгляде я прочитал недоумение и страх.
– Джим, – окликнул я друга, не зная, чем продолжить фразу, и чувствуя внутренний дискомфорт и легкий стыд за то, что за меня заступились, да еще таким вот образом.
– Успокоился? – спросил Джим уже тише.
Стив только отвел глаза и поднял ладони вверх. Джим отпустил его и обернулся ко мне.
– Я еще не поблагодарил тебя, Клайд, – сказал он и, кажется, это стало вторым поступком Джима за пару минут, который ввел меня в ступор.
– Ты мне жизнь спас, дружище, – продолжил он. – Я твой должник.
– Ну... мы же – команда, – проговорил я в ответ.
– Лучшая команда, – он положил руку мне на плечо. – Давай-ка взглянем на этого урода.
Мы обошли машину и, открыв дверь со стороны водителя, Джим вытащил мертвое тело. В его затылке зияли две дыры от пуль, а лицо превратилось в фарш. Зрелище было отвратительным, но я не ощутил ни приступа тошноты, ни испуга. И лишь один вопрос вертелся у меня в голове.
– Ты видел, что он творил, Джим? – спросил я, не отводя глаз от мертвеца. – Кто такой этот сукин сын.
– Модификант, видимо, – ответил тот, переворачивая ногой неподвижное тело.
– Модификант? – переспросил я, не понимая, о чем речь.
– Мы уже встречались с похожим выродком, пару лет назад. Тот, по-моему, был даже круче.
– Я не понимаю, как такое возможно?
– Генетика, – услышал я голос Хирурга.
Он опустился на корточки и оттирал снегом руки от крови.
– Еще один подарок от предков, – говорил он так, словно вел лекцию. – Считается, что они могли чуть ли не одним уколом перекодировать ДНК любого существа. Никакого хирургического вмешательства в их медицине вообще не было. С помощью этих технологий они могли поменять, например, цвет волос, кожи, глаз, а могли и дальше пойти. Еще до легионеров они активно модифицировали людей. Сильнее, быстрее, умнее, и все такое, – он поднялся и поманил меня рукой. – Иди сюда, я осмотрю плечо.
Я прошел к кабине и сел в дверях, сняв куртку и свитер. Хирург беглым взглядом оглядел заметно посиневшее и опухшее плечо и заключил:
– Трещина в кости. Пока дам тебе обезболивающее, а будем дома – вколю регенератор. Поболит с неделю.
Он скрылся в кузове и скоро вернулся, держа в руках пистолет для инъекций и ампулу с прозрачной жидкостью.
– Но откуда такие люди берутся сейчас? – спросил я, продолжая
– Говорят, что где-то в Горизонте есть лаборатории, которые занимаются подобными технологиями. Они продают инъекции модификаторов.
"Опять Горизонт", – подумал я, – "Что за мерзкий город!".
– И что, можно вот так просто приехать в Горизонт, заплатить и получить супер-силу?
– Это не так сказочно, как тебе кажется, – ответил Хирург, заряжая ампулу в пистолет.
Он откинул мою голову, прислонил пистолет к шее, и я почувствовал легкий укол.
– Эта технология плохо изучена, – продолжил он, убирая пистолет. – Лишь тень того, что было у предков. Мы сами не знаем, чем пользуемся. А этот парень, скорее всего, жил бы недолго и, возможно, весьма мучительно. То, что давало ему такую силу, одновременно и разрушало его организм.
– Хватит болтать, – раздался из кузова голос Пастыря. – Что там с кочевниками?
– Все мертвы, – отозвался Джим. – В машине ничего полезного не нашел.
– Тогда спалите ее, к черту, и поехали.
Джим и Стив принялись выполнять поставленную задачу, а я прошел к кабине и обнаружил, что сиденье, руль и приборная панель заляпаны кровью. В стене за спиной водителя образовались две рваные дыры. Хирург стрелял из кузова, видимо зная, кто его соперник, и не открыв переговорного окошка. Отличный выстрел, учитывая, что он был сделан вслепую. Выругавшись про себя, я вытащил из-под сиденья тряпку и, обваляв ее в снегу, постарался оттереть кровь, насколько это было возможно. После укола боль утихла, практически, сразу, но рука слушалась плохо.
Вытирая кровь, я вдруг задумался о том, чем занимаюсь. Здесь, на этом самом месте только что умер человек, а я не чувствую ничего. Ни отвращения, ни жалости, вообще ничего. Убираю его кровь так, словно это обычная грязь. Да, он бы мог убить меня, и убил бы при возможности, но, ведь, все-таки это был человек, а не легионер. Неужели я так очерствел всего за несколько месяцев этой работы? Но развивать эту тему мне не хотелось. Я просто вытер кровь, выкинул тряпку и, почистив руки в снегу, стал дожидаться остальных.
Джим и Стив закинули тела убитых кочевников в грузовик, установили несколько зажигательных зарядов, и скоро машина полыхнула. Беспощадное пламя принялось неистово и жадно пожирать все, что находилось внутри.
Вести теперь я не мог, поэтому за руль сел Джим, а я расположился рядом.
– Тупые уроды, – ухмыльнулся он, когда мы отъезжали. – Не знали, с кем связались.
А, ведь, они могли бы сказать то же самое, окажись в победителях. Но мы продолжили путь, а они навсегда остались там, на снежных просторах, и их тела сгорают в машине. А мы будем жить дальше. Забудем об этом, превратим в забавную историю, которая поразит слушателей, восхитит девушек, обрастет несуществующими подробностями, и в итоге либо сгинет без следа, либо станет байкой для посиделок в баре. И дело не в том, что мы злые или жестокие, не в том, что мы хладнокровные убийцы, а в том, что, просто, не имеет смысла задумываться об этом, не имеет смысла корить себя или обвинять в чем-либо. Такое случилось не впервые и случится еще не раз. Лишь одно имеет значение – мы живы, а они – нет. Как там говорилось в прошлом?