Шрам
Шрифт:
Мысли о том, что будет, если встречи не произойдёт либо Скиталец откажет в избавлении от заклятия, Эгерт попросту не допускал в своё сознание.
Несколько ночей подряд Тории снились необыкновенно яркие, удивительные сны.
Однажды ей приснилось, что она стоит на палубе парусника. Такие корабли она часто видела на гравюрах и ни разу — на самом деле; вокруг лежала синяя чистая поверхность — море, над головой куполом выгибалось небо, а рядом стоял отец, и в руке у него была почему-то птичья клетка. В клетке вертелась маленькая, меньше воробья, пичуга; на душе у Тории было непривычно легко, и она смеялась
И Тория не испугалась — однако туча приближалась быстрее, чем следовало, и капитан почуял неладное слишком поздно — в небе над кораблём уже висела немыслимых размеров сова, и была она одновременно птицей и тучей, только вот туч таких не бывает. Глаза её, две круглые плошки, светились белым мутным огнём, а крылья в размахе закрывали небо; капитан закричал, и в ужасе закричала команда — и тогда отец Тории, декан Луаян, распахнул дверцу птичьей клетки, которую держал в руках.
Пичуга, лёгкая, меньше воробья, выпорхнула на волю и стремительно стала подниматься — и на глазах обомлевших людей принялась расти, расти, и чернеть, и оборачиваться тучей, и сравнялась с совой, и в небе случился поединок не на жизнь, а на смерть — только кто победил в этом поединке, Тории так и не суждено было узнать, потому что она проснулась.
Раздумывая, что бы это могло означать, Тория отправилась в город — накануне отец просил её зайти в аптеку. Возвращаясь, она встретила у парадного порога двух девиц в неотразимых шляпках, украшенных красными и зелёными цветами. Девицы, смущаясь и подталкивая одна другую, обратились к ней с вопросом: здесь ли живёт… то есть учится… такой высокий парень, блондин, со шрамом?
Тория опешила. Девицы, волнуясь всё больше, пояснили: они познакомились недавно… в одном месте… И договорились о встрече, но, хоть господа студенты бывают в городе довольно часто — этот парень, такой белокурый… Знаете? Так он не появляется уже несколько недель… Может быть, он болен?
Тория сначала хотела рассмеяться, потом передумала и решила разозлиться, потом, спохватившись, сказала себе: а что, собственно, в этом такого? Какое ей дело до сердечных привязанностей Солля?
И, суховато объяснив девицам, что «блондин со шрамом» здоров и скоро явится в «одно место», Тория проследовала к себе; вслед ей неслось: может быть, она передаст этому парню, что его искали Ора и Розалинда?
Тория здорово удивилась бы, если б накануне кто-нибудь сказал ей, что об этой нежданной встрече она будет вспоминать не раз и не два — однако вспоминала, досадуя и удивляясь собственной глупости. Возможно, её раздражал выбор Эгерта — какие-то вульгарные уличные девицы… Впрочем, студенты всегда были несколько неразборчивы… Но Солль!.. Светлое небо, а чем Солль хуже или лучше прочих?!
Встретив Эгерта на другой день, Тория не удержалась от укола:
— Кстати, вас искали ваши приятельницы… Вы, похоже, совсем забыли их, Солль?
Некоторое время он непонимающе глядел на неё; она успела рассмотреть, что веки у него красные, а глаза усталые, как бывает после долгого ночного чтения.
— Кто? — спросил он наконец.
Тория напрягла память:
— Ора и Розалинда… Ну и вкусы у вас, Солль!
— Я не знаю, кто это, — сказал он равнодушно. — Вы уверены, что им нужен был именно я?
Тория снова не удержалась:
— А кто у нас ещё «высокий, белокурый, со шрамом»?
Эгерт
Через некоторое время она увидела его в компании, возглавляемой рыжим Гаэтаном — Солль был на голову выше всех своих сотоварищей. Компания направлялась, конечно же, в город, студенты радостно галдели — Солль молчал, держался в стороне, однако от глаза Тории не укрылось то уважение, которым окружали его прочие студиозусы. Рядом с Эгертом все они отчего-то казались чуть неуклюжими, чуть мешковатыми, чуть простоватыми — Солль, в каждом движении которого скользила некая инстинктивная, полувоенная грация, казался в толпе студентов породистой лошадью, затесавшейся в табун симпатичных, радостно топающих мулов.
Тория с неудовольствием поймала себя на некотором подобии интереса. Конечно, Ора и Розалинда вдохновлены, да и сколько ещё юных козочек ударят копытцем, желая заполучить такого кавалера!
Через несколько дней Эгерт нежданно получил весточку из Каваррена — почтовый служащий, сопя, приволок в университетскую канцелярию увесистый мешок, облепленный сургучными печатями, и к нему маленькое, смятое письмо. Разносчик не уходил, пока не получил серебряной монетки за труды; мешок полон был домашней снеди, а письмо, написанное на желтоватой почтовой бумаге, пахло сердечными каплями.
Эгерт не узнал почерка — его мать писала редко и неохотно, и никогда ни одно из её посланий не предназначалось сыну; но запах он узнал сразу же, и от волнения его бросило в озноб.
Письмо было странным, строки загибались книзу и мысль то и дело рвалась; в нём не было ни слова о бегстве Эгерта или о теперешней жизни в Каваррене. Всё послание посвящено было обрывочным воспоминаниям об Эгерте-ребёнке и Эгерте-подростке, причём сам он не мог вспомнить об этом почти ничего; мать же, оказывается, всё это время держала в памяти и цвет скатерти, с которой маленький сын стянул на себя тарелку горячего супа, и жука, которому он бодро и настойчиво пытался приклеить оторванную ногу, и какую-то дерзость, за которую отец хотел наказать его, а она вступилась, придумав сыну оправдание… Солль едва дочитал письмо до конца — им овладело непонятное, щемящее, болезненное чувство.
Желая заглушить его, Эгерт велел Лису зазывать на пиршество всех, кто только успеет вместиться в сводчатую комнатушку. Студенты, общительные и изголодавшиеся, не заставили себя долго ждать; скоро кровати ломились под грузом пирующих, и грозил обрушиться подоконник, и возмущённо трещал стол, призванный служить опорой для научных изысканий, а не седалищем для крепких молодых задов. Мешок со снедью, которой хватило бы Соллю на месяц, опустошён был, как водится, за несколько часов, и все были очень довольны — включая Эгерта, который в шуме и хмеле пирушки сумел утопить и горечь, и тоску, и страх перед будущим.
День Премноголикования был уже не за горами — Соллю хотелось то поскорее приблизить его, то любыми силами оттянуть. Лис всё чаще обеспокоенно интересовался, всё ли в порядке, потому что Эгерт впадал то в беспричинную возбуждённую весёлость, то в глубокий транс, часами сидел у окна, бессмысленно листая книгу о заклятиях, почти ничего не ел — зато вставал ночами, чтобы напиться из железного бака в коридоре; звон железной цепи, на которой висела кружка, будил соседей, и они роптали.