Шрам

Волхарин Ник

Более девяноста процентов жителей этого города никогда не выходили за его стены. Они поколениями живут и умирают, зная об окружающем их мире только из обучающих и развлекательных программ и кинофильмов. И я был таким же. Одним из ста пятидесяти тысяч человек, населяющих Филин, которые думают, что городская стена и есть предел их мира, а все что за ней существует как бы в иной реальности, и больше походит на сказку чем на реальность. Страшную сказку, в достоверности которой никто не хочет убеждаться.

Закончив в шестнадцать лет школу и получив обязательное всем жителям города общее образование, я мог выбирать свой дальнейший жизненный путь из четырех вариантов. Я мог пойти служить во внешнюю или внутреннюю охрану Филина, став хранителем порядка в городе, военным на стене, или, но на такое брали только лучших, оказаться в одной из групп внешней разведки и обороны. Второй вариант позволял мне стать общественным служащим и работать в баре, столовой, магазине, прачечной или, например, подметать наши пыльные улицы. Третьим вариантом, на

который и пал мой выбор, было пойти работать в заводскую зону. Эта зона располагается на северо-востоке Филина. Полу-автоматизированные заводы не прекращают свою работу ни днем ни ночью, производя одежду, транспорт, продукты питания и вооружение. Массивные металлические конструкции сливаются друг с другом паутиной кабелей, бесконечных переходов, пристроек и надстроек, превращая всю заводскую зону в огромный лабиринт, который вечно пребывает в полумраке от копоти и дыма, никогда не прекращающего клубами валить из серых труб, вздымающихся вверх почти до самого купола. Здесь нет места где заканчивался один завод и начинается другой, вся эта зона является одним большим центром производства всего, что требуется городу. Она напоминает мне единый гигантский организм, без устали поглощающий и перерабатывающий все, что в него попадет. Подобно огромному механизму, вся заводская зона постоянно находится в движении, издавая звуки, в которых сливается воедино скрежет металла, скрип работающих установок и шипение раскаленного газа. Многие скажут, что работа здесь – адский труд, но из прочих, меня этот вариант устраивал более всего. Почему? Жизнь военного это вечные ограничения и запреты. Все делать по уставу, подчиняться и вести существование машины противоречило моему желанию личной свободы. Ни одна из профессий городского служащего меня не интересовала. Ну а последним вариантом было идти к частникам, коих в городе очень немного. Лишь незадолго до моего рождения совет Филина принял решение дать людям возможность вести свое дело, за что взимался невероятный налог и отнимались все, положенные честному труженику города, льготы на проживание. В итоге получалось, что лишь малый процент жителей Филина мог позволить себе независимое дело, и такие люди не брали на работу первых попавшихся выпускников. Но быть никем в Филине тоже невозможно. Безработицы тут нет, каждому найдется дело, а тунеядство вписано в число гражданских преступлений, к которым применяется первая мера наказания.

Для некоторых существовал и еще один вариант, но я в их число не входил. Этими «некоторыми» являлись дети, показавшие в школе высокую успеваемость и интеллект, проще говоря, это были лучшие из лучших. Таким предоставлялась возможность дальнейшего, специализированного обучения. Они становились инженерами, врачами или шли на самый верх, в администрацию, управляющую городом. Они получали больше привилегий и считались кем-то вроде элиты Филина, хотя не могу сказать, что жизнь их чем-то значительно отличалась от всех прочих.

Работа на заводе казалась трудной только по началу. Я быстро привык к физической нагрузке и, влившись в ритм этой адской машины, очень скоро стал ее частью. Как и любой работник города, я получил свою личную комнату, ближе к северной окраине, а так же положенные всем работягам — завтрак обед и ужин в любой городской столовой. Ну и по окончанию каждой смены, длившейся десять дней, я получал свои заслуженные восемьдесят монет. Монетой называется наша местная единица валюты. Насколько мне известно о монетах прошлого, наша валюта на них совершенно не похожа, а уж почему так называется я точно сказать не могу. Возможно в дань памяти ушедшей цивилизации, а может основателям не хотелось придумывать собственное название. Нашу монету нельзя подержать в руках, это электронная единица, лежащая на личном счету, который дается каждому зарегистрированному жителю Филина при рождении. По окончанию школы выпускник становиться полноправным гражданином и проходит операцию по вживлению чипа в верхнюю часть позвоночника. Это маленькое электронное устройство сращивается с нервной системой и становится частью организма, словно дополнительный орган. С помощью этого чипа гражданин может управлять своим личным счетом в любой момент времени из любого места города. Он же является и подтверждением личности, а так же может служить средством для передачи гражданам экстренных и особо важных сообщений, так как в пределах Филина, и на некотором расстоянии от него, чип находиться в постоянной связи с городской сетью. У этого устройства есть и множество более мелких функций, все из которых знают, пожалуй, только его создатели.

Восьмидесяти монет мне хватало на жизнь в простоте и достатке, а большего мне и не требовалось. Работа меня устраивала, а серые будни успешно скрашивало мое хобби. С раннего детства меня увлекали автомобили. Возможно, это было неизбежно, так как будучи сыном механика, я знал о них практически все. Отец воспитывал меня в одиночку после того как мать умерла на больничной койке, вместе с моей новорожденной сестрой, мне тогда еще не исполнилось и пяти лет. Он работал в автомастерской, и пока я не начал учиться в школе он частенько брал меня с собой. Я мог часами сидеть там и смотреть как перебирают, ремонтируют и обкатывают автомобили. Но меня не устраивало просто наблюдать, я хотел знать, хотел разбираться и понимать, и моим вопросам не было конца. По достижению школьного возраста времени на любимое занятие стало гораздо меньше, но от этого

оно стало только еще более притягательным. Я не упускал ни единой свободной минутки позволяющей заглянуть на работу к отцу. Почему же тогда я не пошел по его стопам? Изначально именно так я и планировал. С самого детства я был уверен, что стану механиком, и только в таком будущем я себя видел. А передумать меня заставил именно отец, как это не странно. Как-то раз он сказал мне:

— Если у тебя есть любимое дело Клайд, никогда не превращай его в дело всей своей жизни. Пусть оно останется твоим увлечением, тем делом, на которое хочется потратить силы и время, только твоим делом. Ведь иначе оно превратиться в рутину, и все то наслаждение, что ты получал от него прежде, уйдет. Может не сразу, но, поверь мне, так будет.

Слова отца заставили меня задуматься, и в итоге я пришел к выводу, что он прав. Я решил для себя, что машины навсегда останутся моим хобби, главным увлечением, но не более того. Уже в пятнадцать лет я управлял автомобилем почти как профессионал со стажем. К семнадцати годам я собрал свой собственный. Конечно, если вы знаете как выглядели автомобили прошлого, то транспорт, который собирают в Филине, вам покажется невероятным уродством, гротескной пародией на них. В мастерской отца висело несколько очень древних, бумажных плакатов, с изображениями блестящих металлических зверей, чьи стремительные, сглаженные формы манили и притягивали взгляд.

– Это были настоящие произведения искусства – говорил мне отец, указывая на плакаты, и я был согласен с ним целиком и полностью.

Автомобили Филина не имеют ничего общего с понятием красота. Массивные, угловатые кузова на высокой подвеске, с большими, расставленными в стороны колесами, кажутся неповоротливыми и неуклюжими. Единственным преимуществом можно считать электродвигатели собственного производства, невероятно надежные, а главноесамозарядные, и не требующие дополнительной подзарядки на протяжении всего своего срока службы, который составляет десять-пятнадцать лет. Их технология такова, что чем больше электроэнергии расходует двигатель, тем активнее он сам себя и заряжает.Названа эта система двигателем закольцованного энергообмена, и не менее семидесяти процентов всей своей прибыли от экспорта Филин получает именно с нее. О скорости конечно речи не идет, наши машины не превышают порог в две сотни километров в час, да и достигают его не многие. Причина тому проста – в пределах города никто не ездит быстрее восьмидесяти километров, а за его пределами куда важнее прочность и проходимость. Да и с материалами беда. Лепим наши машины из чего придется: технологии большинства сплавов утеряны, а из оставшихся город выбирает не те что легче а те что доступней.

В заводской зоне, раз в месяц, администрация разрешает устраивать гонки и вскоре после того как я попал туда на работу, я стал одним из лучших водителей в этих заездах. За одну выигранную гонку можно получить до трехсот монет. Но меня привлекали не деньги. Сам момент скорости, божественное ощущение того, что здесь и сейчас, в эту самую секунду, на трассе, я контролирую все – вот, что я искал в этих гонках и находил сполна. Это и было моей отдушиной в жизни, не дающей пасть в пучину уныния, рожденного серостью и однообразностью дней, которые многих заставляли искать утешения на дне бутылок и в пьяных драках городских баров.

В то время мне не требовалось от жизни чего-то большего, я был уверен, что нашел все то, чего хотел. Но это мнение оказалось ошибочным, мой душевный баланс был нарушен. Без предупреждения жизнь вовлекла меня в череду событий, странным образом вплетающихся друг в друга, переходящих одно в другое и вместе составляющих импровизированный спектакль, героем которого я неожиданно стал. И я отчетливо помню с чего все началось, я помню как поднялся занавес.

Глава 2

Шел сто девяносто пятый год от дня крушения старой цивилизации, сто двадцать третий от дня основания Филина и двадцать четвертый год от моего рождения. В то время в моей жизни было еще кое-что кроме гонок и работы. Нечто крайне важное, а именно — любовь. Воспетая поэтами и философами прошлого, любовь не предалась забвению подобно им, и даже в наш темный век продолжает будоражить и разбивать сердца.

Мою любовь звали Джулия. Высокая, рыжеволосая, зеленоглазая красавица, чей образ, движения и голос отпечатались в моем сердце с самого первого дня нашей встречи. Но прекрасная внешность являлась лишь второстепенным достоинством этой девушки. Она была именно из тех, кому после основного обучения предлагалось пойти дальше, постичь больше, что само по себе уже говорило о высоком уровне интеллекта. Джулия выбрала для себя будущее историка, и на этом поприще я не встречал ей равных. Она готова была без устали рассказывать о прошлом, о том, что было до крушения, о том, как жили наши предки, и что привело их к гибели. И если в школе меня совершенно не интересовали те немногочисленные уроки истории, что у нас были, то Джулию я готов был слушать часами. Она водила меня в городские архивы, где мы вместе смотрели древние записи и кинофильмы, уже в то время рождавшие во мне грусть и тоску от того, что эта великая цивилизация пала. Джулия была больна историей предков, их культурой и бытом, и это оказалось заразно. Мне и самому хотелось узнавать все больше и больше о том мире, на обломках которого мы теперь живем.