Шрамы и песни
Шрифт:
— Ага, Мишенька. Помню. Я. Был. Там. — Мои кулаки сжались от злости. — Ты помнишь? За это меня приговорили к Аду, хоть мы с Селой и не нарушали правил! Был лишь поцелуй... прощальный поцелуй.
Михаил продолжал бормотать и потирать запястья и ладони. Должен признать, прежде не встречал подобного поведения у ангелов. Учитывая, что я был чертовски зол на Михаила, меня забавлял его дискомфорт. Сильно. Да пошло все, то есть ну правда, что мне могло быть уготовано? Ад? Ну, я пробыл там
Джейкоб встал между нами, размахивая руками в воздухе, отвлекая нас.
— Да вы оба издеваетесь! Слушай сюда, ты, Шамсиил-Шейн, как тебя там звать. Мне известно, что ты хочешь спасти Грейс и готов на все, чтобы быть с ней. И, Михаил, мы понимаем, что ты не имеешь никакого отношения к преподнесенному Шейну дерьму на палочке, потому что был поглощен чем-то там очень важным...
Я расхохотался.
— Вот дерьмо. Ты теперь тут главный?
Джейкоб выставил вперед подбородок и скрестил руки. Задрав голову, он невозмутимо изрек:
— Если так можно заставить вас обоих заткнуть пасти и вернуть к обсуждению плана помощи самому невинному во всей этой истории человеку — то да.
Не удержавшись, я улыбнулся ему и кивнул.
— Как вижу, Грейс научилась упорству у тебя. Ты прав, ради нее я готов на все.
— Нет, Шейн, упорству и стойкости ее научили годы мучений.
Точно.
Рука Михаила обхватила мои плечи, и груз всего мира, как и ненависть, вместе со злостью испарились. Опустив руку к моей груди, он тяжело вздохнул, выражение лица стало замученным.
— Габриэль притязает на девушку. Он возомнил, что их с Грейс... связь... может породить еще одно поколение Нефилимов. Таков его путь к победе в этой войне.
— НЕТ. Ни у кого, кроме МЕНЯ, никакой СВЯЗИ с Грейс не будет! А теперь верни меня обратно, сотвори какой-нибудь ангельский фокус-покус и исцели ее!
Рука Михаила начала давить, и голос его, казалось, утратил свою мощь.
— Не все осталось как прежде, Шейн. Мы можем спасти ее от заточения Габриэля, но исцелится Грейс только в том случае, если сама того захочет. Единственное, что я могу сделать с тем, что ты назвал «ангельским фокус-покусом» — это вернуть тебя домой, к жизни тем, кем и был сотворен.
Сердце словно застыло, а потом заколотилось отбойным молотком по грудной клетке, разгоняя кровь.
— Я могу возвратиться домой? — Мою проклятую кожу начало покалывать. ПОКАЛЫВАТЬ.
Михаил подался вперед, его расширенные зрачки будто затопляли океан небесно-голубых ирисов.
— Да, Шамсиил. Тебя никогда не должны были так сурово карать. Ты можешь поднять оружие и сразиться на моей стороне.
Мышцы моего тела, все мое тело, задрожали, и тепло прошло по всему телу. Домой? Вернуться домой и жить тем, кем был сотворен.
— А Грейс?
Его голова опустилась к груди, и руки безвольно упали по бокам.
— Грейс доживет свою жизнь и в конечном итоге умрет, как и должно быть.
— И мы с ней больше никогда не встретимся, так? Я буду стоять на страже и держаться подальше от жизней людей, но больше никогда не увижу
Тихо и хрипло он произнес:
— Да.
Грудь сдавило, в ушах загудело под гнетом.
Сердце заколотилось. Только его стук я слышал.
Тук.
Ударило в груди.
Тук.
Такое ощущение, что скоро выпрыгну из кожи.
ТУК.
Из пор полился пот.
ТУК. ТУК. ТУК. ТУК-ТУК-ТУК.
Тук.
— Ни. За. Что. Существование без Грейс для меня неприемлемо. Я остаюсь человеком. И мы вместе умрем людьми. Больше я не ангел, вы ВСЕ лишили меня этого. И я не буду сражаться на войне, которая больше не является моей. На земле есть вещи поважнее, за которые следует сражаться, а не ваша фигня — сыграем в Бога — никому не дано занять его место.
Михаил поник и отступил.
— Ты говоришь как... человек... верующий, который не разговаривал с ангелами... тысячелетия.
Я сглотнул мучительный комок в горле.
— Потому что я и есть человек. И, возможно, тебе не помешало бы поучиться у людей слепой вере. Ты бы поразился тому, что им помогает преодолеть вера и убеждения.
Михаил глубоко вздохнул, и взгляд его стал пустым.
—А что, если ты не нужен ей, раз больше не ангел? Полюбит ли и примет ли она тебя-Шейна? Оглянись на жизнь Шейна Макстона до тебя, кто полюбит такого? Он недостоин ее, Шамсиил. Ты отказываешься от всего, так сильно рискуя? А вдруг она выйдет из комы и не вспомнит своего прошлого? Что, если не вспомнит тебя?
— Я отказываюсь, Михаил, ради нее... она веками искала меня. Уж лучше я рискну с той, что верила в мою душу с незапамятных времен, чем с теми, что с легкостью поверили, что я способен отвернуться от своих братьев и привести зло в мир, для защиты которого был создан.
— А если Габриэль продолжит изводить ее на земле?
— Полагаю, это моя битва, Михаил. И она стоит этой борьбы.
Михаил медленно покачал головой, и его тело, как в старом немом кино, замерцало и стало невзрачным. Небеса поблекли в тусклом сиянии, и очертания вокруг стали неясными, пока мы втроем не оказались перед узкой деревянной дверью.
Мы с Джейкобом замерли на пороге, но, когда он двинулся вперед, я помедлил, сомневаясь, что ноги меня удержат. Знаю только, что громко закричал, что, рыдая, звал ее по имени, что никогда прежде не испытывал такой муки. Перед нами предстала Грейс, вся избитая и измученная.
Джейкоб осторожно потянул цепи, приковывающие ее искалеченное тело к деревянному стулу. Он был опрокинут на залитый кровью жесткий пол, и, зная Грейс, она изо всех сил боролась с тем, кто ее заковал, и пыталась вырваться. Я рухнул на колени перед ней и осторожно убрал с лица спутавшиеся волосы. Я прошептал ее имя. Услышав мой голос, она приоткрыла опухшие от побоев глаза. Она пыталась что-то сказать, ее губы шевелились, но сорвался с них только всхлип. Если Габриэль сделал подобное с ее душой у нее в подсознании, то что же он вытворял с ней на земле на протяжении тысячелетий? Какой ложью завалил? Через какие ужасы она прошла, пока он пытался сломить ее дух?