Схрон
Шрифт:
– Я же вам говорю, Вероника Даниловна, я специалист в несколько другой области знаний и сам мало что понимаю в физике времени. Другие ученые и коллеги, впрочем, тоже. Ну хорошо, попытаюсь. Субстанциональная концепция определяет время как особую субстанцию наряду с пространством, веществом, излучением и полем. Так нормально?
Вероника не выдержала тона и рассмеялась.
– Так нормально. Во всяком случае, мне все понятно.
– Идем дальше. Реляционная гипотеза толкует время как отношение или систему универсальных устойчивых отношений между физическими событиями. Очень заманчивая гипотеза, но с изъянами.
– Ну, это я еще со школы помню. Будущее превращается в настоящее и прошлое.
– Именно так, уважаемая Вероника Даниловна. Хотя никто не знает, почему будущее превращается в прошлое, что его заставляет. Наконец, статическая теория: время – скольжение сознания мыслящего индивидуума вдоль мировой линии, где события располагаются друг за другом, как точки с определенными координатами в пространстве.
Вероника оживилась.
– Вы хотите сказать, что по этой теории порядок вещей во Вселенной жестко закреплен, а мы, точнее, наше сознание мчится мимо? Ощупывает, так сказать, дорогу в будущее? И все уже известно заранее? Кому известно в таком случае?
Гришин с уважением оглядел раскрасневшуюся собеседницу, хмыкнул.
– Надо признать, вы задаете весьма интересные вопросы, Вероника. На них нет ответов. По этому поводу могу привести вам лишь высказывание одного из ученых недавнего прошлого: «Для Бога нет будущего, ибо Он ничего не ожидает, и нет прошлого, ибо для Него ничего не происходит» [2] . Понимаете? Если Вселенную создал Бог, то лишь он знает, что такое время. Мы же всегда будем знать не всю, а только часть истины. Почему бы нам не остановиться на определении Достоевского? «Время есть отношение бытия к небытию».
2
Иоанн Скотт Эриугена.
– Время есть отношение, – повторила Вероника, – бытия к небытию… Хороший афоризм. Может быть, с очень мощным философским подтекстом. Надо будет поразмышлять на досуге. Ну а другие гипотезы?
– Другие не менее… – Академик не договорил.
Где-то на территории лагеря зародился шум, раздались возбужденные голоса, лязг железа, стук дверей, топот. Кто-то закричал, бахнул выстрел, взревел двигатель вездехода.
– Эт-то что еще такое там творится? – Гришин вскочил.
Вероника дотянулась до селектора связи и повысила голос:
– Юра, что случилось? Что за паника? Приехал кто или ребята решили повеселиться?
– Говорят, возле Фокина солдаты оцепления перехватили группу людей, идущую от Башни.
Ухнуло вниз сердце, заложило уши. Вероника побледнела.
– К-какую группу? Сколько их? Кто?!
– Трое в каких-то блестящих комбинезонах. Один из них – Игорь Васильевич Ивашура, бывший начальник…
Еще не смолк голос дежурного, а Вероники уже не было в комнате. Простучали каблучки ее туфель по коридору, хлопнула дверь.
– Чудеса! – покачал головой Гришин, и тут только до него дошел смысл слов: вернулся Ивашура!
Глава 2
Обычно
Потрясенный, он таращился в темноту, ничего не видя и не понимая, пока не почувствовал рядом движение и дыхание. Напрягся, дотягиваясь до пояса с оружием, вдруг сообразив, что лежит на твердом, а лицо овевает теплый ветер с запахами трав и цветов.
– Куда это мы врезались? – раздался недовольный голос Кострова, и Ивашура с облегчением расслабился. – Тая, ты как?
– В порядке, – отозвалась девушка. – Где Игорь Васильевич? Ничего не вижу.
– Здесь я, – откликнулся Ивашура. – Поздравляю, десантники. Кажется, мы прибыли точно по расписанию и в нужный квадрат. Вот только уходили мы зимой, а вернулись, судя по всему, летом.
Они полежали немного, привыкая к положению, к запахам и звукам, разглядели звездное небо над головой и глухую черную стену, скрывшую половину небосклона, и поняли, что выпали из трансгресса ночью возле стены Ствола.
Идти никуда не хотелось, вообще не было желания напрягаться, бороться с силами зла, кому-то что-то доказывать, организовывать и работать, но Ивашура заставил себя собраться и убедил в необходимости этого спутников. Через полчаса они уже шагали прочь от остывшей громады Ствола, к лесу, за которым шатром вставало сияние города, к людям. Никто их не заметил, никто не попался на пути. Еще через два с лишним часа их обнаружили возле деревни Фокино, на границе отгороженной зоны, солдаты патруля.
На счастье Ивашуры, Кострова и Таи, первыми с ними встретились не сотрудники ФСБ, а работники экспедиции и журналисты. Поэтому засекретить выход группы из Башни новому начальнику службы безопасности, которым стал майор Сысоев, не удалось. Чем объяснялась подобная нерасторопность службы, заинтересованной в сокрытии тайны, стало известно позже, а пока майор, поднятый по тревоге дежурным по лагерю, скрепя сердце слушал вместе со всеми рассказ бывшего начальника экспедиции в одном из фургонов лагеря, битком набитом людьми.
Рассказ длился недолго, около двадцати пяти минут, Ивашура был немногословен, что вполне объяснялось усталостью вернувшихся «с того света». Отчасти это было верно, однако истинной причиной лаконичности Ивашуры было то, что он знал о присутствии на пресс-конференции агента «хирургов» и тщательно подбирал слова, чтобы не наговорить лишнего. «Санитары» здесь, в Брянских лесах, должны были оставаться в неведении относительно знаний вернувшихся, а тем более их нового задания. Что реакция последних последует в ближайшее время, Ивашура не сомневался и был готов к этому. Были готовы и Тая с Иваном, хотя очень хотели отдохнуть, пожить в атмосфере спокойствия и уюта, в домашней обстановке, с родными и близкими.