Схрон
Шрифт:
– Игорь, я, конечно… и все же… ведь хронон равен десяти в минус сорок четвертой степени секунды! Что же получается, что Вселенная спустя каждый хронон делится на идентичные копии?
– Не идентичные, но отличающиеся весьма и весьма незначительно. А затем каждая копия или Ветвь, в свою очередь, спустя хронон делится на другие копии.
– Что такое хронон? – спросила Вероника.
– Квант времени, равен времени, необходимому для преодоления фотоном, то есть светом, диаметра электрона.
– Сколько же при этом расщеплении образуется копий?! Бесконечность?!
– Очень
Меньшов шумно выдохнул.
– Не верю! Что хотите делайте, режьте, приводите любые доводы – не верю! Все-таки человек я простой, несмотря на высшее образование, и привык верить глазам.
Ивашура погрустнел, откупорил бутылку «Старорусской», налил всем по глотку.
– Давайте выпьем за погибших, за Сурена – это он любил говорить: человек я простой… За Мишу Рузаева… Пусть земля им будет пухом.
Выпили, помолчали. Меньшов отломил кусок хлеба, прожевал, сказал с упрямой миной:
– Все равно твое Древо Времен не решает проблему собственно времени. Получается, что каждая Ветвь – Метавселенная с потоком времени, текущим под углом к потоку времени другой Ветви. Так? Именно поэтому они не пересекаются и не взаимодействуют друг с другом. Тогда что такое Башня? Надвременной топологический тоннель с квантованным выходом?
– Хватит, мужчины, – вздохнула Вероника. – Чем мудреней вы говорите, тем меньше понимаете сами, что говорите. Я устала. Как бы вы ни утверждали обратное, но время все же идет и мы идем вместе с ним.
– Не помню, чьи это стихи, – сказал Ивашура, – их читала Тая Калашникова, подруга Ивана, но мне они запали в душу:
Кто-то сказал – время идет.Ах, к сожалению, нет.Время стоит, мы же идемЧерез пространство лет.– Красиво. – Вероника задумчиво посмотрела на Игоря Васильевича. – Действительно, в этих строчках кроется глубокий смысл. Игорь, а почему ваш Ствол, то есть Башня…
– Называй ее хроношахтой, если хочешь.
– Пусть будет шахта. Почему она соединяла Ветви времени в прошлом? То есть двигалась к началу ветвления, а не наоборот, в будущее других Ветвей?
– Этого я не знаю, – честно признался Ивашура. – Вероятно, существует некий закон корреляции выходов Ствола в другие Ветви, не позволяющий ему соединять будущие времена. У меня сложилось впечатление, что ученые из той Ветви, где был построен Ствол, сами не очень-то разобрались, что произошло. С другой стороны, могли вмешаться разумные силы, заинтересованные именно в таком направлении хроношахты.
По взглядам Гришина и Меньшова Игорь Васильевич понял, что проговорился. Правда, ни тот, ни другой не знали истинной подоплеки сказанного и под словами «разумные силы» вряд ли видели конкретных существ, то есть «хронохирургов», но у Ивашуры появилось неприятное чувство прощупывания психики чьей-то волей. Чтобы не подвергать разум слушателей давлению запретной информации, он перевел разговор на другую тему.
– Константин
– А ничем, – под общий смех ответил Гришин. – Любуемся издали на Башню да пишем трактаты на основе ранних исследований. Ситуацией здесь распоряжается Федеральная служба безопасности, а экспедиционный корпус мало того что сократился вдвое, так еще практически и ничего не делает. Федералы изредка милостиво разрешают какой-нибудь группе приблизиться к Башне с приборами, но чтобы как при вас, пощупать стены своими руками… – Академик нахмурился с горечью.
– Что, так плохо? – Ивашура сочувственно глянул на Меньшова.
Физик мотнул кудлатой головой.
– Исследования сокращены, допуск в зону теперь возможен только после проверки и согласования с чинами из ФСБ. Так что похвастаться открытиями не можем.
– А кто этот ваш новый начальник экспедиции? Я что-то его совсем не знаю.
– Тьмаревский? – Меньшов сплюнул. – Лев Давыдович. Вроде мы с ним из одного учреждения, а я его тоже не знаю ни как ученого, ни как человека. Одно скажу: твоей хватки и умения работать с вышестоящим начальством у него нет. Может быть, возглавишь экспедицию снова?
– Действительно, Игорь Васильевич, – подхватил Гришин, – почему бы вам не вернуться на свое место?
– Подумаю, – неопределенно пообещал Ивашура.
Гибелев, с интересом прислушивающийся к разговору, хотел было что-то вставить, но в это время в коридорчике фургона гостиницы послышался топот, потом стук в дверь.
– Входите, – откликнулся Гришин.
Дверь открылась, и в комнату вошли одетые по-походному: ветровки, джинсы, рюкзаки – Иван Костров и Тая.
– Добрый вечер, – поклонился Иван, чем-то расстроенный или озабоченный. Впрочем, его спутница тоже не выглядела веселой и довольной.
– Иван?! – обрел дар речи Ивашура. – Ты же хотел отдохнуть. Я жду тебя только через неделю.
– Погода хорошая, – хмуро ответил Костров, и все увидели на щеке у него свежие царапины. – Луна светит, мочи нет. Пошли погуляем?
Ивашура понял, встал.
– Посидите, мы сейчас.
Они вышли. Тая робко огляделась, и Вероника поспешила посадить гостью рядом.
– Что это вы такие серьезные? Случилось что?
– Так, – повела плечиком девушка, – ничего особенного.
– Давайте-ка нальем гостье винца, – преувеличенно бодро проговорил Гибелев, придвигая к Тае пластмассовый стаканчик. – Что будете пить? «Хапуриви», шампанское, водку?
– Спасибо, немного шампанского.
Гибелев налил полстаканчика шампанского, Тая пригубила, с благодарностью кивнула Веронике, подвинувшей ближе блюдо с бутербродами. Меньшов, разглядывающий гостью своими цыганскими глазами, опрокинул в рот полстакана водки, закусил.
– А знаете, други, кого мы видели недавно, аккурат месяц назад? Это уже после того, как Башня треснула. Гигантского черного человека на огромном кентавре! Выполз из стены Башни, рысью объехал ее кругом и скрылся. Все прямо обалдели. Урод, я вам скажу, первостатейный.