Штаб армейский, штаб фронтовой
Шрифт:
– Их и примите за исходные при расчетах,- распорядился Стельмах, вручая мне сводку. Из нее следовало, что в 8-й итальянской армии, занимавшей оборону от Красно-Орехового до Базковского, насчитывалось чуть более 100 тысяч человек, в 3-й румынской, располагавшейся от Базковского до Клетской,- 130 тысяч и в находившемся во втором эшелоне за итальянцами и румынами 29-м армейском корпусе вермахта - 34 тысячи человек, то есть всего около 265 тысяч солдат и офицеров{230}. Орудий и минометов, по данным, полученным Стельмахом, у врага было 4222, а танков - 320{231}. Это количество боевых машин слагалось из 130 танков 1-й румынской танковой дивизии, из такого же числа машин 22-й танковой дивизии вермахта и 60 танков 8-й итальянской дивизии.
В войска нашего фронта на эту дату входило около 200 тысяч человек, 4200 орудий и минометов, 560 танков{232}.
Я доложил Г. Д. Стельмаху, что в соответствии с имеющимися данными общее соотношение сил и средств составляет: в людях - 1,3:1
– Учитывая, что артиллерия у румын и итальянцев уступает нашей, танки тоже, а боеспособность советского воина и румынского солдата, вынужденного воевать за чуждые ему интересы, вообще несравнимы, следует считать, что данное соотношение сил дает нам вполне реальный шанс на разгром врага.
– Однако вы оптимист,- ответил Григорий Давидович,- а Ставка считает, что этого мало и продолжает подачу нам резервов.
– Значит, мы не ограничимся первой фазой операции,- сделал я вывод.
В это время из 63-й армии вернулись Н. Ф. Ватутин и М. П. Дмитриев. Стельмах поспешил представиться командующему, а мы наконец получили возможность остаться наедине с Михаилом Петровичем. По-братски обнялись с ним. Ведь мы являлись с Дмитриевым не просто сослуживцами по 16-й дивизии имени В. И. Киквидзе, но и коллегами по роду работы - оба были начальниками полковых школ: я - в Новгороде, в 43-м стрелковом полку имени С. П. Медведовского, а он - на станции Медведь, что близ Новгорода, в артполку нашей же дивизии. Нельзя было в те дни без улыбки слушать, как он с серьезным видом каламбурил, утверждая, что подал рапорт по начальству о передислокации полка имени С. П. Медведовского по принадлежности на станцию Медведь.
– А тебе-то какая польза?
– спрашивал я его, бывало. Он отвечал:
– Тогда нас из этого медвежьего угла переведут в Новгород.
Каламбуры каламбурами, но главным при встречах был обмен опытом, который проходил отнюдь не в шутливой форме. Причем мне было чему у него поучиться, он гораздо дольше меня возглавлял полковую школу.
...Работа в дни подготовки контрнаступления просто захлестывала нас. Приведу в этой связи две короткие цитаты. В труде "Великая победа на Волге" указано: "Из замысла и плана наступательной операции "Уран" видно, что большая роль в решении задачи по окружению группировки противника между Доном и Волгой отводилась Юго-Западному фронту. Для достижения цели операции на ее первом этапе из состава Юго-Западного фронта привлекалось гораздо больше сил и средств, особенно подвижных войск, чем из остальных фронтов"{235}. Добавлю от себя - вместе взятых. В мемуарах Г. К. Жукова находим такое свидетельство: "С 1 по 4 ноября были рассмотрены и откорректированы планы Юго-Западного фронта, а затем во всех деталях (подчеркнуто мною.- Авт.) были рассмотрены и увязаны планы действий 21-й армии и 5-й танковой армии"{236}.
Думаю, читателю будет небезынтересно, если я попытаюсь хотя бы частично раскрыть, какая масса работы, проделанной самим Г. К. Жуковым с его малочисленной оперативной группой, а также штабами фронта и армий, кроется за этими лаконичными словами.
Начну с того, что поглощало, пожалуй, наибольшую часть времени. Это прием и сопровождение в выжидательные районы получаемых резервов. К нам тогда прибывали из Воронежского фронта 8-й кавалерийский корпус генерала М. Д. Борисова, а также одна стрелковая дивизия и пять артиллерийских полков. Одновременно из Донского фронта поступили четыре стрелковые дивизии, один танковый и один кавалерийский корпуса, одиннадцать артиллерийских и пять зенитных полков{237}. Мы получили также ряд соединений непосредственно из резерва Ставки, в том числе пять стрелковых дивизий, два танковых и один кавалерийский корпуса, одну танковую бригаду, три танковых, тринадцать артиллерийских, семь минометных полков и шесть полков гвардейских минометов ("катюш"). Наша 17-я воздушная армия пополнилась 1-м смешанным авиационным корпусом{238}. Кроме того, в дальнейшем мы в своих планах учитывали участие крупных сил авиации дальнего действия и подчиненной нам в оперативном отношении 2-й воздушной армии Воронежского фронта.
Прием войск, прибывавших из резерва Ставки, протекал одновременно с подготовкой плана операции и конечно же очень осложнял нашу работу, так как отрывал немало штабных сотрудников. Особых усилий потребовало принятие и сосредоточение в исходном районе 5-й танковой армии. В целях маскировки ее соединения вначале размещали на северном берегу Дона, в 30-40 километрах от линии фронта. Наибольшие трудности вызвала организация переправ через многочисленные водные преграды. В наших планах указывалось, какие части, когда и где будут перебрасываться. Необходимо было добиться максимальной загруженности переправ. Пришлось все маршруты, ведущие к ним, а также въезды и выезды обозначить вехами и другими условными знаками.
Много времени и труда уходило на подготовку артиллерийского наступления правомерно считалось, что лишь его результативность способна обеспечить успех операции в целом. Г. Д. Стельмах и М. П. Дмитриев, привлекая работников оперативного отдела и пока еще не полностью укомплектованного штаба артиллерии во главе с полковником С. Б. Софрониным, вплотную засели за планирование действий артиллерии по возвращении Михаила Петровича из поездки в войска.
К нам приехал начальник артиллерии Красной Армии генерал Н. Н. Воронов с группой своих сотрудников. Он справедливо считался наиболее компетентным артиллеристом в Вооруженных Силах. Внешне это тоже был человек весьма примечательный: очень высокого роста, внушительного телосложения. Сразу же по приезде он сказал, что с дороги ему надо бы прилечь. У меня был довольно большой топчан, и я предложил его Николаю Николаевичу. Он лег, с облегчением вытянулся и тут же рассказал мне, что во время освободительного похода в Западную Белоруссию в 1939 году попал в автоаварию, серьезно повредил три ребра, поэтому после длительных передвижений ему совершенно необходимо полежать хотя бы 20- 30 минут.
Всей простотой личного поведения Николай Николаевич очень расположил меня к себе. Главный артиллерист провел накоротке совещание своих подчиненных совместно с работниками оперативного отдела. Он напомнил, что еще 12 января 1942 года Ставка издала директиву о переходе от артиллерийской подготовки к артиллерийскому наступлению.
– Но за минувшие 10 месяцев,- заметил Николай Николаевич,- применить на практике требования этого важного документа в полной мере не удавалось, прежде всего из-за того, что мы не столько наступали, сколько оборонялись или отходили. Но и в тех случаях, когда мы переходили в наступление, попытки реализовать требования директивы были мало эффективными. Их нередко понимали слишком прямолинейно, в том смысле, например, будто артиллерия способна наступать линейно, то есть продвигаться вперед на колесах чуть ли не со скоростью танковых соединений. Бывали даже попытки придать артиллерии некую самодовлеющую роль и организовывать самостоятельные артиллерийские операции.
Я дал в свое время,- продолжал Николай Николаевич,- задание моему начальнику штаба генералу Самсонову разъяснить сущность методов артиллерийского наступления, и Федор Александрович опубликовал ряд толковых статей в "Артиллерийском журнале". Читали вы их?
– обратился он к нам. Оказалось, что статей читали в основном лишь те товарищи, которые побывали в Москве на учебе.
В заключение Н. Н. Воронов сказал:
– Потребовался опыт, и иной раз очень горький, чтобы выкристаллизовался реальный комплекс методов артнаступления. Он складывается из артиллерийской подготовки, поддержки атаки и сопровождения стрелковых частей и танков в глубине вражеской обороны. Причем все эти действия должны составить единый, неразрывный процесс, лишь тогда они будут по-настоящему эффективны. На вашем фронте впервые создается весьма крупная и разнообразная артиллерийская группировка. Это и дает возможность проверить на практике плодотворность идей артнаступления.
Манера выступления Н. Н. Воронова перед аудиторией как-то выделяла его среди других профессиональных военных, она отдавала академизмом и, пожалуй, несколько нарочитой сложностью и пространностью. В товарищеском же общении он преображался, становился непринужденным и остроумным собеседником.
Несмотря на помощь Н. Н. Воронова, подготовка артиллерийского наступления потребовала упорного труда. М. П. Дмитриев по-дружески делился со мной своими заботами, просил совета. Ему и его пока все еще очень малочисленному штабу пришлось немало попотеть, чтобы правильно распределить артиллерию РВГК между армиями, подготовить решения о продолжительности и построении артиллерийского наступления, определить расход боеприпасов в различные его периоды и многое другое. Тем не менее в короткий срок были подготовлены указания командующим артиллерией армий. В них предлагалось при артподготовке в последнем огневом налете сосредоточить огонь на первой и второй траншеях противника, а в момент атаки снять его с первой траншеи, оставив на второй. Огневой налет по вражеским батареям продолжать и после начала атаки еще не менее пяти минут. Эти меры не допускали разрыва между окончанием артиллерийской подготовки и началом артиллерийской поддержки. Смена боевых порядков артиллерийских групп планировалась с таким расчетом, чтобы не менее двух третей их массированным огнем могли отражать контрудары и контратаки противника. В остальных фазах наступления примерно треть артгрупп всегда должна была вести огонь.