Штабная сука
Шрифт:
Заходим внутрь, переступая через бездыханное тело какого-то чернопогонника. Из-под лестницы слышен храп синяка-бурята, но его перекрывает доносящийся сверху гам.
Поднимаемся по заплеванным ступеням. Оскал негромко матерится, старательно обходя пятна блевотины, чтобы не запачкать наглаженных, до блеска начищенных сапог.
— Куда? — дергаю его за рукав.
— Второй этаж.
На лестничной клетке на Оскала сослепу налетает пьяный боец. Оскал, надоедливо морщась, спускает его с лестницы.
Заходим на этаж. Длинный темный коридор с большим количеством
Оскал довольно усмехается, оглядываясь на меня. Он весь — сплошное предвкушение веселья. Заметив отсутствие интереса на моем лице, он подмигивает и хлопает меня по плечу, мол, не сцы, братила, щас погуляем.
Не обращая никакого внимания на дерущихся, Оскал ударом ноги распахивает одну из дверей. Заходим. Нас волной захлестывают яркий свет, вопли магнитофона, духота и вонь. В комнате вокруг заставленного жратвой и спиртным стола сбилась хренова куча — и не сосчитать сразу — народу. Сидят друг у друга на коленях, орут, пьют, целуются, потные, глаза безумные.
— Кто такие?! — рычит здоровенный мосел-танкист.
— Хлебало завали, — отвечаю я.
— Че?! — вскакивает он, хватаясь за горлышко бутылки. — Да вы че, уроды?!
Забыл, козел педальный, что лосей надо уважать. Оскал — даром, что центнер с гаком, — прыгает к нему и бьет по морде. Мосел вместе с тубарем уходит куда-то под батарею. Я хватаю первого попавшегося бойца и ляпаю его мордой в стол. Оглядываюсь. Все, больше ни у кого нет никаких вопросов.
— Короче, уроды, встали-ушли, живо, — небрежно произносит Оскал, По его тону чувствуется, что сейчас действительно лучше встать и уйти. Но бойцы зависают, Кто по пьяному делу еще не понял, что происходит, кто не хочет уходить, а кто ждет, что сделает сосед.
Выкидываю в коридор первого. Тут уж они зашевелились. Быстренько так, тихохонько, с большим пониманием на лицах. Последним выгреб на оперативный простор мосел-танкист. И вот тогда, глядя на перепуганные физиономии девчонок, Оскал хлопнул пятерней по столу и весело загоготал.
— Ты че, брат? — дернул я его за рукав. — Крыша на месте?
— Да понимаешь, — захлебываясь истерическим смехом, пояснил он, — я… я… я перепутал двери…
— Ну нормальный ты придурок? — тоже засмеялся я.
— Э, ребята, а вам кто нужен? опасливо спросила одна из девчонок.
— Светка Кольцова, с трудом успокоившись, ответил Оскал.
Соседняя дверь, — торопливо ответила девчонка, а одна из ее подружек выскочила мимо нас в коридор: наверное, возвращать гостей.
— Ладно, извините, девчонки, — еще улыбаясь, сказал Оскал. — Бывает.
Они вежливо покивали в ответ.
— Пойдем, — обернулся он ко мне.
— Погоди, — ответил я, разглядывая хозяек комнаты. Одна мне приглянулась. Худенькое личико, короткая стрижка, вздернутый носик и губки бантиком. Этакая бубочка.
— Тебя как зовут?
— Наташа, — ответила она равнодушно.
— Пойдем покурим.
Она переглянулась с подружками. Девчонки захихикали.
— Пойдем, — пожала она плечами.
— Ладно, —
— Хорошо. Я попозже подгребу.
Мы вышли с ней в коридор, подошли к туалету, под лампочку. Я вытащил пачку. т— Кури.
— Спасибо. Закурили.
Всегда зависаю в таких ситуациях. О чем там с телками базарить? Я мужик простой, мне бы поближе к делу. Все равно финал один. Так чего зря время терять? Я немного помялся. Но, блин, правила игры есть правила игры. Сначала надо о чем-то потрендеть.
— Твой парень был мосел? — спросил я.
— Нет, — пожала она плечами.
— А кто?
Она посмотрела на меня, как на придурка, и промолчала.
Дурацкие правила игры. Это напоминает мне, как кобелек увивается вокруг сучки. Он и так к ней и сяк, а она — все мимо кассы. Сама ж, зараза, дома скулит аж заходится, так рвется на улицу, когда течка, а кавалеру своему лохматому пока всю душу не вымотает, дела не будет. Поразмыслив, я решил из этого и исходить.
Докурив сигарету, я бросил окурок в туалет и повернулся к ней. В ее глазах скакали орды нахальных чертей.
— Ладно, хорош порожняка гонять. Пойдем.
— Куда?
— К тебе.
— Зачем?
Такие вопросы всегда выводили меня из себя. Что значит, зачем? В подкидного играть. Запускать бумажных змеев. Лепить пасочки из песка. «Зачем»!
— По ходу разберемся, зачем, — ответил я, увлекая ее по коридору. Она пожала плечами и промолчала.
Получилось. Получилось. Проконало. Что-то горячее поднималось из нутра и затапливало мое жадное кобелиное естество. Вот оно, все ближе, ближе… И голос мой непроизвольно задрожал, когда я спросил:
— Где твоя комната, подруга?
— Напротив той, где мы были.
— Ты думаешь, я в темноте найду, где мы были? — радостно спросил я.
Она показала.
На чье-то счастье, в ее комнате никого не оказалось. Мы вошли внутрь, и я закрыл дверь на замок. Потом молча повернулся к ней и обнял. Она уже не спрашивала, «зачем»…
Потом я драл с нее и с себя шмотки и бестолково тащил ее куда-то в темноту, потом полузадушенно скрипела продавленная чуть ли не до пола койка, и она что-то потерянно бормотала, наверняка сама не понимая, что именно. Но мне было не до этого. Мое колено провалилось в щель между койкой и стеной, и вытащить его оттуда не было никакой возможности. Потом, когда в душной темноте стало не продохнуть, все наконец благополучно закончилось…
На обратном пути нас засек патруль. Мы как раз вышли из леса, и Оскал, матерясь во всю ивановскую, счищал с сапога невесть откуда взявшийся здесь коровий навоз, как вдруг неподалеку в полутьме нарисовались три фигуры, и резкий голос скомандовал:
— Стой! Ни с места!
Мы дружно сорвали с голов береты (ранним утром в полумраке видны только силуэты — проверенная многими самовольщиками информация, — а по нашим головным уборам очень хорошо видно, из какой мы части) и галопом припустили в сторону родного забора. Патруль — трое безмозглых придурков — бестолково затопотал следом за нами.