Штампованное счастье. Год 2180
Шрифт:
Я похлопываю его по броне. Смешно – я ощущаю жизнь в этом куске металла. Я фантазирую, будто краб способен ощутить мою грубоватую ласку. Камень подо мной вздрагивает – где-то рядом случился обвал. Солнце все выше. В голове сплошной треск. Дальше оставаться снаружи опасно. Пора возвращаться.
– …ложить состояние! – пробивается еле различимый голос.
Капитан. Волнуется, как бы символ Легиона не загнулся от попадания камня по башке. Еще бы – за такое с него снимут не только звание, но и голову. Выдвигаюсь назад. К стылой, промороженной пещере. Интересно бы знать – кто из моих товарищей назначен играть роль няньки? Я уверен, Генерал не бросает слов на ветер.
Неожиданно четкий голос Сорма:
– Эй, Ролье! Опять в героя играешь?
В перерыве между прыжками нахожу в себе силы улыбнуться. Может, это он и есть? Или это мой напарник – теряющий человеческий облик Иван?
– Трудно менять привычки, мой аджидан.
– …хр-р-р-хр…
Помехи превращают гневную отповедь в неразборчивый хрип.
Сорм теперь ротный сержант. После боя на Весте, где он с неполным отделением удерживал плацдарм на поверхности, ему присвоили аджидана. Выжили только он да еще один капрал. Представляете, его даже не зацепило.
Наши с ним отношения напоминают вооруженный нейтралитет. Ты не зарываешься, а я тебя не трогаю. Думаю, все дело в должности. Сорму положено быть цербером. Что не мешает нам по-дружески перекинуться парой слов в личный час. Его тоже сунули в сводный отряд. Наверное, командование решило, что без знакомого лица мне будет скучновато на Амальтее. Нет, все же, определенно, нянька моя – Сорм.
Сорм на полном серьезе считает, что знает меня как облупленного. Срабатывает стереотип: он помнит меня еще безликим новичком, а не известным героем Ролье Третьим. Я рос на его глазах. Он даже пытается меня опекать. Черт с ним. Я вот тоже обречен до конца дней своих считать его старшим товарищем. Гибридом отца и старшего брата.
Измордованные донельзя, мы возвращаемся на базу – так громко зовется тесный подземный бункер из нескольких герметичных отсеков. По крайней мере на короткое время тут можно снять провонявший выделениями скафандр. Никто не обращает внимания на густые запахи – хилых силенок вентиляции еле-еле хватает, чтобы на бетонных стенах не оседала холодная влага. Здесь вам не стерильные коридоры крейсера. Это временный оборонительный объект. Условия жизни в нем должны обеспечивать личному составу минимально приемлемый для выполнения боевой задачи уровень комфорта, не более. По замыслу командования существующих условий вполне достаточно для трехмесячной вахты. Бюджет Легиона и так растянут донельзя. Средств не хватило даже на переносные гравигенераторы – безвкусную вторичную воду из-за низкого тяготения пьем через трубочки. Тусклый свет забранных решетками плафонов– экономим электричество. Опять эта экономическая составляющая, мать ее.
– Мой аджидан, у Ивана мочеприемник замерзает,– сообщаю я Сорму.
По должности старшине отряда положено отдельное помещение. Тесный бетонный пенал два на два, половину которого занимает стеллаж, забитый дефицитными в наших условиях комплектующими. Старшина восседает над грудой добра, точно паук. По его виду ясно: он скорее умрет, чем растранжирит вверенное ему имущество.
– Меньше спать надо. Двигаться больше. Шевелиться резче. Лед резких не любит,– отвечает Сорм в надежде отделаться от меня советом.
– Здорово сказано, мой аджидан. Но мне не советы нужны, а новый патрубок с подогревом.
Старшина смотрит исподлобья. Испытывает на «слабо». Командным
– Ты ошибся, Жос. Батальонный склад на Весте остался.
– Не хочу назад труп на себе тащить. Только не в мою смену.
– Боишься ответственности, а, Жос?
– Не люблю лишних трудностей.
– Так поменяйся с ним скафандрами. Тебе-то как герою наверняка новый после выдадут.
– У вас есть новый скафандр, мой аджидан?
– Не у меня. Я же сказал – после.
– Я сейчас жить хочу, мой аджидан. Не после. До «после» можно и не дотянуть.
– А я-то думал, храбрец ты,– подначивает Сорм. Он уже понял, что проиграл этот раунд.
– Я просто умный, мой аджидан. Храбрецы копают котлован в трех километрах к западу.
– Это не храбрецы, Жос. Это дураки.
– Это одно и то же, мой аджидан. Я пришлю Ивана.
Аджидан заходится хриплым гоготом. Смех его переходит в надсадный кашель.
– Чертова сырость! – прокашлявшись, кричит мне вслед Сорм.
Но я не отвечаю ему. Я уже сплю.
Прежние мечты о встрече с Лиз теперь кажутся мне наивными. Да и нет ее в живых, скорее всего. Если мы, закаленные солдаты, специально выращенные для подобной службы, испытываем такие перегрузки, то чего ждать от обычной земной женщины без особых модификаций? Я схожу с ума через четыре недели после начала командировки, а она тут уже несколько месяцев. Усилием воли я заставляю себя выбросить из головы посторонние мысли. Будто выключаю участок мозга, отвечающий за привязанность и доброту. Вот ведь странность – подобным образом я заставлял себя забыть убитых товарищей. То, что я испытываю к незнакомому человеку почти родственные чувства, уже не удивляет меня. Я переворачиваюсь на другой бок, вызывая недовольное ворчание соседей.
Строящийся объект «Зонтик», вокруг которого столько возни, расположен в трех километрах от базы. Как раз в центре неровного круга, образованного нашими внешними постами. Всего в трех километрах. В целых трех километрах. Эти три километра до объекта – все равно что расстояние до Юпитера. И туда и туда попасть для меня одинаково невозможно.
Первые дни я осматривался. Пытался найти лазейку. Вступить в контакт хоть с кем-то, кто имеет доступ на «Зонтик». Пустое. Наш график так плотен, что мы заняты каждую секунду. А в редкие моменты, когда нас не заставляют делать десятки необходимых для выживания вещей, мы отключаемся и забываемся тяжелым сном. От свинцовой усталости спать здесь хочется постоянно. Не меньше, чем есть. Не меньше, чем пить. Отдыхающей смене позволено спать без скафандров. Мы сгрызаем размоченные в воде плитки концентрата, потом выпиваем саму воду и тесно прижимаемся друг к другу, пытаясь согреться. Те, кто спят в середине, познают райское блаженство. На короткое время они сыты и в тепле.
Инженерно-саперная рота, производящая монтаж оборудования, расквартирована отдельно от нас. Подземный лагерь для заключенных и казармы роты охраны – тоже. Добровольческие силы охраны правопорядка обеспечивают конвоирование каторжан на работы и охрану шлюзов. Они – самые лучшие из охранников. Потому как немые. Их легкие скафандры, непригодные для длительного пребывания на поверхности, лишены радиосвязи и имеют лишь маломощные лазерные передатчики. Я думаю, что они такие же заключенные, как и те, кого стерегут. Только сами этого не знают.