Шторм в Гавани Ветров

Мартин Джордж Р.Р.

– Одни говорят, что он держался холодно и спокойно, другие утверждают, будто они с Вэлом ссорились и кричали друг на друга. Но как бы то ни было, Правитель настоял на рассмотрении дела в собственном суде и личном вынесении приговора. Поговаривают, правда, что он его уже вынес.

– Значит, бедняги Рени ему мало, – пробормотал Эван. – Правителю нужна еще одна смерть, чтобы удовлетворить свою гордость.

– А как отреагировал Вэл? – спросила Марис.

Колль отхлебнул чаю.

– Насколько я узнал, Вэл улетел сразу после разговора с Правителем. Говорят даже, что однокрылые задумали напасть на крепость

и освободить Тайю. И еще говорят, что Вэл созовет Совет летателей, чтобы наложить запрет на Тайос.

– Понятно, почему люди так напуганы, – отозвался Эван.

– Не мешало бы и летателям испугаться, – заметил Колль. – Местные жители озлоблены на них. В харчевне у северного обрыва мои соседи толковали о том, что летатели всегда тайно управляли Гаванью Ветров, решали судьбы островов и отдельных людей с помощью посланий, которые доставляли, и лжи, которую придумывали.

– Что за чепуха! – вспылила Марис. – Как они могут верить такому?

– Не важно как, – ответил Колль. – Важно, что верят. Я ведь сын летателя, и меня воспитывали как летателя, пусть я им и не стал. Я знаю традиции летателей, узы, которые их связывают, то, как они чувствуют себя особой кастой. Но я знаю также, что и люди, которых летатели без разбору называют бескрылыми, будто они все одинаковые, тоже объединяются в одну большую семью.

Он поставил кружку и снова взял гитару, словно она придавала ему больше красноречия.

– Ты же знаешь, как пренебрежительно летатели относятся к бескрылым, Марис, – сказал он. – Но, думается, ты плохо представляешь себе, какую неприязнь вызывают летатели у бескрылых!

– У меня есть бескрылые друзья, – возразила Марис. – И все однокрылые сначала были бескрылыми.

Колль вздохнул:

– Не спорю, есть верные поклонники летателей. Служители, посвятившие всю жизнь заботам о них, детишки, мечтающие прикоснуться к крыльям, прихлебатели, высшая радость для которых – заманить летателя в постель и хотя бы так приобщиться к его славе. Но есть и другие бескрылые, Марис, которые злы на летателей и не ищут дружбы с ними.

– Я знаю, что все далеко не так просто. Я не забыла враждебности, с какой мы столкнулись, когда Вэл завоевал крылья. Угрозы, побои, отчужденность. Но теперь, когда не право рождения решает, кому быть летателем, все должно измениться к лучшему!

– А изменилось к худшему. – Колль покачал головой. – В былые времена, когда летателями становились по праву рождения, многие люди верили в их избранность. На многих Южных Островах летатели составляют касту жрецов, благословленную их Отцом Небесным. На Артелии они – принцы. Как Правители Востока наследуют родительскую власть, так летатели наследовали крылья. Но теперь уже никто не верит в божественное происхождение летателей. И возникают новые вопросы. Почему чумазый соседский мальчишка, с которым я вместе рос, вдруг стал такой важной персоной? Благодаря чему приятель моих детских игр вдруг обрел волю, власть и богатство летателя? Однокрылые летатели не так обособлены, как прирожденные, – они знаются со сверстниками, вмешиваются в конфликты, не порывают окончательно с политикой родного острова, сохраняют местные интересы. Это порождает неприязнь к ним.

– Двадцать лет назад никакой Правитель не посмел бы арестовать летателя, – задумчиво произнес Эван. – Но посмел бы двадцать лет назад самый

дерзкий летатель исказить послание?

– Конечно, нет! – отрезала Марис.

– Но многие ли этому поверят? – заметил Колль. – Раз такое случилось, значит, и прежде так бывало! Фермеры, чей разговор я случайно подслушал, убеждены, что летатели всегда перекраивали послания по-своему. Судя по тому, что я узнал, на Правителя Тайоса начинают смотреть как на героя, который вскрыл обман!

– Как на героя? – с отвращением повторил Эван.

– Одна ложь во имя благой цели не может все настолько изменить! – упрямо возразила Марис.

– Верно, – согласился Колль. – Изменения происходили непрерывно. И виновата в этом ты.

– Я?! Никакого отношения к этому я не имею!

– Неужели? – Колль иронично улыбнулся. – А ты подумай! Баррион часто рассказывал мне одну историю, сестрица. О том, как вы с ним болтались в лодке, выжидая случая украсть твои крылья у Корма, чтобы ты могла созвать Совет. Помнишь?

– Да!

– Так вот, он говорил, что вам тогда пришлось долго ждать, пока Корм не ушел из дому, и у него, Барриона, было время поразмыслить над тем, что вы с ним задумали. Он сказал, что чистил ногти кинжалом и вдруг подумал: не ударить ли этим кинжалом тебя? «Это избавило бы Гавань Ветров от многих смут», – уверял он. Потому что твоя победа сулила перемены, каких ты и не представляла, обрекая на страдание не одно поколение. Баррион был от тебя без ума, Марис, но считал тебя простодушной. «В середине песни нельзя изменить ни единой ноты! – толковал он мне. – Стоит один раз исправить, как понадобятся еще и еще поправки, пока ты не переделаешь всю песню. Ведь одно неразрывно связано с другим, понимаешь?»

– Так почему он помог мне?

– Баррион был вечным смутьяном, – ответил Колль. – Думаю, он хотел переделать всю песню, сделать ее лучше! – Он лукаво улыбнулся. – К тому же он терпеть не мог Корма!

Миновала неделя, и Колль решил сходить в Порт-Тайос узнать новости, которых всегда было в изобилии в харчевнях и порту, где он пел.

– Может, загляну даже в крепость Правителя, – сказал он небрежно. – Я сложил о нем песню, и мне очень хочется посмотреть, какую мину он скорчит, когда ее услышит.

– И думать не смей! – сердито сказала Марис.

Он ухмыльнулся:

– Я еще в своем уме, сестрица. Но если Правитель ценит хорошее пение, побывать там стоит. Вдруг да и узнаю что-нибудь полезное… А ты пока присмотри за Бари.

Два дня спустя виноторговец явился к Эвану с больным – огромным черным лохматым псом, который вместе с другим таким же тащил деревянную тележку с бурдюками из деревни в деревню. Беднягу помял клобучник-пытатель, и он лежал между бурдюков, весь в запекшейся крови и грязи.

Эван ничем не смог помочь псу, но за его труды торговец угостил их с Марис кислым красным вином.

– Предательницу-летателя судили, – сообщил торговец, когда они с кружками расселись у очага. – Ее повесят.

– Когда? – спросила Марис.

– Кто знает! Летатели так и кишат над островом, и Правитель их опасается, по-моему. Держит пленницу взаперти у себя в крепости. Думается, выжидает, не затеют ли чего летатели. Я бы ее сразу прикончил, и дело с концом, но я не родился Правителем.