ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет
Шрифт:
Данил встрепенулся. Николай напрягся, мгновенно уставившись в темный квадрат окна, расположенного на уровне второго этажа, откуда раздался незнакомый электронный голос.
– Не ссы, свои. Давай живей, пока твари не набежали. В этой половине их еще дохрена, а вы их всех поперебудили…
– Кто такой? – уложив винтовку и, стараясь не высовываться, прокричал Петров в ответ, даже не подумав шевельнуться.
– Еще громче ори!
– Усмехнулись из дыры. – Иди сюда, тут спокойно и поговорим, не боись! Хотел бы, давно уже вас пристрелил. Да подруга ваша мне вас точно описала. Чернова. Говорит эта фамилия о чем-то?
Данил дернулся,
– Давай уже быстрей, запарил! Говорю ж, друг я вам.
– Как тебя, звать-то, друг?
– Буран, -ответил неизвестный почти сразу. – Ты меня не знаешь… Но можешь обращаться «товарищ майор».
***
Мужчина в странном, явно боевом костюме, встретил их открыто, не таясь. Байкал с интересом разглядывал его обмундирование в свете тусклого фонарика. Какая-то странная, вроде как кожаная основа с накладками и кармашками комбинезона. Что-то среднее между костюмом пловца и пилота. На мысль о пловце, наталкивала мягкая ткань костюма, а черный, непроглядный шлем - на принадлежность к пилотам.
– И откуда ты такой взялся? – окинув взглядом незнакомца, поинтересовался Данил, сдерживая себя, чтобы не задать самый важный вопрос, который волновал его больше всего.
– Оттуда, - хмыкнул незнакомец. – Стреляли…
Петров дернул губой, посмотрел на друга. Не любил он вот таких. Тебе четкий вопрос задали, к чему юлить? Дофига остроумный? Так это можно быстро исправить. Пару зубов выбить, или коленную чашечку сломать… Николай вперился в темную фигуру немигающим взглядом. Судя по нарастающему давлению в голове, Байкал понял, что он опят свои штучки колдунские применяет. Если тут, стоя рядом, так от него фонит, то, что испытывает тот, на ком здоровяк сконцентрировался?! Мужик, словно в подтверждение мыслей, тряхнул головой.
– И кто стрелял? – продолжил прощупывать почву капитан.
– Сам спросишь… Пойдем. Тут не лучшее место для общения. Я эту часть комплекса так и не зачистил. Тварей много, на шум сбегаются как блохи на собаку.
– Ну, веди, - равнодушно пожал плечами Данил и покосился на друга.
Николай кивнул.
– Вроде не чешет, - пробасил он, не скрывая слов, и усталости.
На лбу выступил пот, дыхание стало частым. Данил словам товарища поверил. Колдун, не колдун, но тут даже он сам понял, что вряд ли незнакомец врет. Хотел бы застрелить, или в плен взять, давно б тут отряд вооруженных солдат в засаде сидел.
За спиной зашуршала сапогами Айва. Девочка еще не отошла от контузии. Сильно ее зацепило. Шатается вся, взгляд больной, и за живот держится. Петров хмыкнул.
– Блюй, - подхватил он девушку больной рукой, едва сдержав стон. – После контузии такое бывает…
Айва что-то пролепетала на своем языке, коротко всхлипнула, поморщилась при неосторожном шаге.
– Что с ней? – поинтересовался Буран.
– Контузию словила. Твоя растяжка?
– Моя, - кивнул незнакомец.
– Нахрена?
– А нахрена полезли?
Вопрос был резонным. Если мужик так открыто говорит, что растяжка его, то понятно, «на хрена». Дела, видать, совсем плохи и свои там ходить, по его мнению, не могли. А о чем это говорит в свою очередь? О том, что на станции или раскол произошел, и в гости кого-то могут ждать,
Темными коридорами они прокрались в соседний сектор. Тварей действительно было много, но путь, которым их вел незнакомец, был более-менее безопасным. Двери – заперты, а где сломаны – наглухо забаррикадированы. В некоторых местах Буран предупреждал о растяжках заблаговременно. Их было не много, но три штуки они миновали точно.
Признаки жизни появились на третьем уровне. Мусора меньше, видны следы легкого вандализма, фонари полу севшие на стенах развешаны кое-где. Деревянная мебель отсутствовала. Этот факт бросился в глаза лишь, когда они подошли к большой гермодвери, ведущей в основной отсек. Стулья, столы, и даже шкафы, наполовину разобранные, были собраны здесь, казалось со всей базы. Пройти между этих завалов и обломков было довольно трудно, особенно Николаю. Он несколько раз что-то шумно ронял и ломал, топча, но Буран на это совсем никак не реагировал.
– Не все еще на дрова разобрали, - протискиваясь между шкафом и стеной проговорил он на повороте лестницы. – Пока сюда сносим, разбираем и внутри жжем. Отопления нет. Генераторы и котельные вышли из строя, только один работает. Вы в них, кстати, не разбираетесь?
– Посмотреть надо, - пространственно ответил Данил, напрягаясь все больше.
Скоро они встретятся. Вроде и соскучился, а вроде и злость за то, что она натворила, жжет душу. Вроде и обнять хочется, а вроде и по лицу заехать. Обнять и придушить. И еще не понятно, чего больше! Ничего, вот сейчас увидит ее и все решится!
Гермодверь охраняли. Двое молодых ребят и старик. При виде гиганта они разинули рты и замерли. Шли не скрываясь, разговаривая, потому дежурные наверняка были предупреждены о их приближении заблаговременно. Да и шума производили изрядно.
Гигант последним вошел в свет тусклой лампочки. Удобно повесили. В глаза светит, а сами сторожа чуть справа и слева сидят. Да вот только измененному зрению Николая это совсем не помеха.
– Здрасти, - склонив на бок голову и хрустнув позвонками оскалился он, уставившись на одного из дежурных. – А я-то думал, уже и не встретимся.
Алексей Альбертович подслеповато прищурился. Сердце его бешено стучало. Что-то словно сдавило голову, она закружилась. Стало страшно и холодно. Ноги затряслись, пальцы онемели. Даже зубы, кажется, завибрировали.
– Открывай, - подошел Буран к двери. – Гостей вот привел. Их ждут давно…
Старик стоял не в силах пошевелиться. Пот проступил на спине и груди, сердце застучало еще сильнее. Он стоял, оцепенев, глядя на огромную черную фигуру. Ни лица, ни подробностей разглядеть он не мог, лишь чувствовал небывалый ужас, тянущийся холодными щупальцами к нему от этого существа. Он хотел что-то крикнуть, позвать на помощь, сообщить, что за спинами людей стоит чудище, сам сатана, но не мог выдавить ни слова. Мрачный силуэт навис над Альбертом Александровичем, заставил свет померкнуть. Он больше ничего не видел. Только эту тьму, приближающуюся к нему. В грудь кольнуло, заныло. Разболелась голова… мгновение и наваждение исчезло, словно и не было ничего. Лишь предательская влага в правой штанине напоминала о сковавшем теле ужасе. Альберт Алексеевич моргнул и понял, что снова обрел возможность дышать и двигаться. Перед ним никого не было. Он сидел, опершись спиной о стену, а двое парней, дежуривших с ним в эту смену склонились над ним в непонимании и страхе.