ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет
Шрифт:
Валентин вздохнул. Оглядел стол. Все бумаги по папкам. Папки в стопках по важности, стопки по срочности, слева или справа, сверху вниз и по цветам… Карандаши наточены до смертельно опасной остроты, авторучки по линейке… Ровнехонько все. Даже не придерешься! Он снова раздраженно вздохнул. Нужно идти. Не хотелось, но было нужно. Полковник с него три шкуры спустит за недогляд и опоздания! Но, как же можно было предугадать, что вот эта хреновина, которой ни разу никто, казалось, не пользовался, окажется важнее вон той, затертой до дыр?! Зато микроскопов у них штук тридцать! Будут вместо молотков, наверное, теперь использовать!.. Ведь те самые молотки брать не стали… Что ими на корабле забивать? А вот хотя бы напитавшиеся морской соленой влагой доски паркета, которые топорщатся, и, словно капканы, норовят схватить за обувь! Да! И жрать приборные стекла! Ведь пришлось пожертвовать немалой частью провизии, чтобы загрузиться под завязку, как выяснилось теперь, никому не нужным оборудованием!
Он
Полковник и Решетов находились в капитанской каюте. Валентин, хоть и был теперь вторым по значимости занимаемой должности, но все же, по привычке, слегка постучал в дверь, и вошел, лишь когда четкий, хорошо поставленный голос разрешил.
– Валенти-и-и-ин!
– улыбнулся полковник, чего с ним почти никогда не случалось. – Заходи! Присаживайся! Выпьешь?
Начальник явно был в хорошем расположении духа. Вообще, с момента, как они покинули берег, он как-то изменился. Веселее, что ли, стал. В глазах появилась дьявольская искорка, черты лица немного разгладились, даже голос стал чуть мягче временами, каким-то вальяжным, раскатистым. Валентин хорошо умел читать людей. Иначе бы он никогда не достиг подобных высот и то, что он видел сейчас, ему… не нравилось. Безответственность и надменность. Всевластие и безумие. Полковник, убрав со своего пути генерала, стал похож на сорванца, лишившегося родительского контроля. Ему стало дозволено все. Никто не мог теперь сказать ему слово против… Азная этого опасного человека уже довольно хорошо, Валентин ничего хорошего от этого не ждал, но! Всегда было одно но! Грела надежда на то, что находясь слишком близко к высокому начальству, всевозможные кары этого самого начальства его минуют. Потому он и старался быть полезнее остальных. Ведь полезных - не убирают, ими дорожат!
Он прошел, кивнул. Полковник, собственноручно, не выпуская из пальцев дымящейся сигары, нахлестал полный бокал ароматного коньяка. Щедро, до самых краев, словно воду. Было видно, что и сам он, и ученый, уже изрядно приложились к напитку. На полу стояла одна пустая пузатая бутылка, а в этой, если продолжить разливать такими порциями, осталось максимум еще на один бокал, что тут же и подтвердилось. Полковник налил себе так же щедро и потянулся за третьей.
– Валентин, - пригубив сигару кончиками губ, следом выдохнув дым в потолок, а после прищурив один глаз, обратился к нему начальник. – А ты знаешь, что вот этот человек - гений?
– Да ладно вам, - отмахнулся, откинувшись в кресле, и положив ногу на ногу, улыбающийся профессор Решетов. – Ничуть! Мои методы, на которых основывается вся моя работа - очень стары! Я же вам говорил! Я лишь разработал технологию, и доработал старые идеи.
– Ой, я вас умоляю, - прервал полковник, потянувшись за бокалом. – Лучше расскажите моему другу все, что вы рассказали сейчас мне. Мне тоже интересно снова послушать, а заодно выясним, считает ли вас Валентин Олегович гением…
– Товарищ полковник!
– попытался возразить помощник, но начальник нахмурился, и Валентин благоразумно замолчал.
Ученый пьяно зажмурился. Растянул губы еще шире, закинул руки за голову и принялся вещать.
– Все это еще в Советском союзе пытались применить, после рассекречивания архивов Аненербе, но тогда не имелось такой базы, как сейчас. Немцы в то время далеко зашли, а наши ученые доработали. Мне всего лишь оставалось… Мои схемы основаны на генетической памяти. Валентин, вы знаете, что это такое? Нет? О! Это очень интересная вещь! Вот вы, к примеру, знали, что южноафриканские слоны до сих пор ходят тропами, проложенными еще их предками сотни лет назад. Нет? А прошу заметить, троп как таковых там нет… Они просто знают куда идти. Или, например, почему младенец, только что вышедший из, утробы матери, приложенный к груди, тут же начинает сосать титьку. Почему именно так? Почему он это делает, почему ОНИ это делают.
– Сосательный рефлекс, - нахмурился Валентин, вспомнив термин.
– Именно! А откуда он взялся?
– Генетическая память?
– Именно! – Решетов прищурил глаз. – Па-мять! Она есть у всех! Даже у растений… Не такая, конечно, но есть… Так вот! А что, если я скажу вам, что вот эта самая память может быть… записана?!
– Куда?
– Как куда?! В мозг конечно! В клетки! Представьте, что можно взять… Ну, скажем, жесткий диск. Записать на него всю необходимую информацию и вставить вам в голову. Засунем туда базовые навыки… Речь. Язык. Общее понимание мироздания. Детский сад. Школа. Институт… И вы все это уже знаете. Ср-азу! Чем мы занимаемся большую часть своей жизни? Мы у-чим-ся! Учимся есть, ходить, разговаривать,
– Сорок пять…
– Со-ро-к. Пять! Вы, можно сказать, всего лишь семнадцать лет владеете навыками среднестатистического землянина. А ведь сорок пять - для кого-то уже почти конец… А, для некоторых видов животных или фауны это вообще недостижимый срок! Так вот! Я нашел способ, как взять необходимую информацию и впихнуть ее в клетку. Сразу. Понимаете? Сра-зу!..
– И… И что? Вот младенец сразу сможет считать в уме, знать формулы Эйнштейна? – засомневался Валентин.
– Да! – расплылся в улыбке Решетов. – Пока, конечно, это только теория. С людьми именно – пока.
– Он многозначительно посмотрел на полковника, что не ускользнуло от внимания Валентина. – Но с животными у меня уже все получалось. Мало того! Я даже научился совмещать некоторые виды, выращивать в них новые… способности. Скажем так. Вы знаете, что такое ментальное поле? Нет?! О! Это интереснейшая штука! Об этом можно говорить вечность. Но у нас не так много времени. В двух словах, это наше, так сказать, сознание. Наши мысли… Наше подсознание. Наши самоустановки… Так вот! Я даже смог научить некоторые виды обмениваться данными через это поле… Можно даже сказать, мыслями! Конечно, не в полной мере, но мыслеобразами, мыслеформами, чувствами… Я это называю шумами… Общим настроением. А некоторые мои образцы способны не просто обмениваться образами, но и глушить их, подавлять волю человека, а некоторые… Некоторые могли даже внушать свои. Представьте. Вы можете видеть то, чего нет. Галлюцинации! Можно назвать это так. Образы, созданные в вашей голове. Представьте такого воина на поле боя! Он может заставить врага видеть армию в сотни, в тысячи раз больше, чем она есть на самом деле, или, напротив, заставить не видеть ничего… Может выудить образ вашего знакомого и внушить вам, что к вам идет не вражеский боец, а, скажем, школьный товарищ… Или даже родственник. Мама! Или он может выудить ваши страхи! Точнее заставить вас поверить, что эти страхи - ваши! Я как раз работал над последним образцом и почти закончил его… если бы, не ваши люди… - Решетов вздохнул, отхлебнул из бокала. – Но я даже рад! Рад, что вы меня оттуда забрали. Жаль, конечно, что погибло бесценное оборудование, но там я был заперт. Понимаете?! И технически и морально уперся в потолок. Здесь же у меня непаханое поле…Так вот! Я думаю, что вскоре мы продолжим эксперименты и быстро наработаем утерянное… Но я отвлекся… Мы же про память! Я научился передавать память каждого нового поколения следующему, без необходимости проходить нудное базовое обучение, а сразу приступить к обучению чему-то новому и уже через три-четыре поколения новорожденные образцы имели навыки и знания такого уровня, какого не имели их предшественники в самом начале эксперимента.
– Это действительно гениально, - обмозговав сказанное, затаенно выдохнул Валентин, решив, что именно такой реакции от него сейчас ждет начальство. И не прогадал.
– Вот! А я что говорю! – придвинулся полковник к столу, схватив бокал и подняв. – Выпьем за науку! За наше будущее!
Выпили. Закусили.
– Да!
– жуя кусок мяса, пытавшийся вывалиться изо рта, прошамкал Решетов. – Есть, конечно, недоработки, но я уже почти придумал, как обойти некоторые из них.
– Какие? – по привычке уцепился за ниточку Валентин.
– Ну-у-у-у… В этом… - Решетов ударил пальцем по виску.
– Вот представьте, что вы только что родились… а уже все знаете. Грубо говоря, как будто утром открыли глаза… У вас есть работа, вы уже взрослый, состоятельный человек но… в теле младенца… Инвалид! Во! – ученый отер руки о халат и потянулся за бокалом и отпил из него немного. – Точно! Инвалид! Ведь развит только ваш мозг! А тело… Тело-то еще… - он развел руками.
– Оно ничего не может… Даже ходить! Мышцы-то еще не развиты! И что получается? Вы тупо заперты в теле младенца на долгие… Ну, если не годы, то месяцы… Мои первые образцы были нестабильными, и я долго не мог понять причины, пока один из лаборантов не сломал спину во время неудачного эксперимента… Умный был парень, но… Напрочь потерял способность передвигаться. И вот это-то меня и натолкнуло на мысль о том, что образцы просто сходят с ума! И тогда я придумал гениальный ход! Я загружал память в клетки, но стал ставить ментальные блоки. Назовем это так, чтобы вам было проще понять. Это еще одна моя разработка. Сила нашего мозга недооценена, а я смог раскрыть его потенциал, выведя на новый уровень. И вот… Блоки. Заслоны… двери, грубо говоря, которые открываются в определенной ситуации. Получилась… о-бу-ча-е-мость! Вот что в итоге... ик… вышло. Организм о-бу-ча-ет-ся. Только в разы быстрее. Ведь он… ик… это уже… Знает. Это… - Решетов окосел. Видно было, что ученого накрыло. – Книга! Вот! Да. Вы читать умеете? Ой. О чем это я… ик... Конечно же… Но представьте, уффф… бррр.. что… ик… Не-не умете… Но стоит вам показать книгу и объяснить буквы, как воспоминания, как это делается, тут же всплывают в го-голове… И так… Со всем…