Шторм
Шрифт:
Мужчина поднялся чуть выше по склону и указал в глубину ямы:
– Там, внизу!
Фалк сразу же заметил лежащий на маленьком камне череп.
– Лайка совсем разволновалась. Я видел, она побежала вниз, и подошел посмотреть. И сразу же заметил, где именно она копала. Там на виду было несколько костей, и, как я уже сказал, Сесилия отказалась идти дальше, пока мы не заявим в полицию.
Фалк посмотрел наверх на нависающую гору, а затем осторожно спустился в яму. Когда он представил себе, что, чтобы преодолеть пятьсот-шестьсот метров до того места, где он сейчас находился, оползню понадобилось всего несколько секунд, по спине у него побежали мурашки. Миниатюрное цунами, по всей
Хотя череп положили на камень из лучших побуждений, в этом было что-то кинематографичное. Офицер прошел еще несколько метров и сразу же заметил еще несколько костей. Он наклонился и чуть было не поднял с земли то, что посчитал локтевой костью, но в последний момент удержался. Останки не имели ничего общего с пещерным человеком. Конечно, нет. Он огляделся. Может, какая-то семья решила похоронить кого-то из родственников за пределами кладбища?
– Что скажете? – мужчина нетерпеливо оглядывался. Ему явно очень хотелось побыстрее продолжить свою прогулку.
– Это скелет, ни больше, ни меньше. Вы шли в Бюнес, так?
Мужчина кивнул.
– Тогда я советую вам продолжить путь. Еще полчаса, и солнце сядет за гору.
Мужчина попрощался, и Фалк остался в яме один, не очень представляя, что ему делать дальше. Он уже убедился, что вызвали его не зря, оползень вытащил на поверхность человеческий скелет. Фалку оставалось только надеяться, что тело похоронили здесь много веков назад. Сейчас нужно сообщить о находке в управление, чтобы ленсман предпринял необходимые меры. Офицер осторожно поднял череп с земли. И собака, и ее хозяин уже оставили на нем свои отпечатки, так что тут он уже не навредит. К тому же Фалк сомневался, что ленсман просто зафиксирует находку, не более. Скорее всего, кто-нибудь из давно покинувших эти места мог бы поведать о древнем частном захоронении, тогда находку легко будет объяснить.
Но пока офицер стоял и смотрел на голый череп, подсознание прошептало ему, что находка была гораздо страшнее, что покойник умер вовсе не от старости в окружении любящих родственников, и в последний путь провожал погибшего лишь тот, кто и вырыл ему эту могилу. Фалк присел на корточки и расчистил немного земли рукавом куртки, решив свалить всю вину на собаку. Из земли появились еще несколько костей и истлевшая грязная одежда. Впервые за свои шестьдесят с лишним лет Фалк видел настоящий скелет – настолько скучной была его полицейская служба. И тем не менее он заметил что-то странное. Маленькие фаланги. Слишком маленькие. Потому что все они были сломаны. Все до единой.
Глава 3
Он проснулся, как обычно, от того, что сон изменился, звуки стали более приглушенными и отдаленными, но в то же время более четкими. К тому же во сне не было запахов. Конечно, ему могли присниться зловонные раны и ароматные бальзамы, но запахов никогда не было. Только пустое телесное ощущение, не более. А сейчас он ощущал запахи. Сначала сухой воздух, просачивающийся в палату из вентиляции, потом запах постельного белья, раздражающе нейтральный, но в то же время очень яркий. Как только мысли обрели большую четкость, появились и более отдаленные ощущения: аромат кофе – кофе везли по коридору на завтрак, запах свежевыпеченного хлеба – все они постепенно заполнили комнату. Потом появились звуки. Сначала только резкие и четкие: металлический звон тележек, на которых медсестры развозили лекарства, похлопывание сандалий по свеженатертому полу, а также приглушенный разговор, за которым последовал чей-то сдержанный смех. У кого-то сегодня хорошее настроение. Затем едва слышно зашуршала вентиляция, этот звук менялся
Палата, в которой он лежал, была квадратной, каждая стена – примерно четыре метра в длину. Он никогда этого не видел и вряд ли бы когда-либо смог, но все-таки точно знал. Он считал шаги медсестер от двери до кровати, а еще когда они везли его в ванну, расположенную на другой стороне комнаты за раздвижной дверью. Слева от него находилось окно, и иногда ему казалось, что, когда раздвигают шторы, он улавливает лучи света. В глубине души он понимал, что это не настоящее ощущение, а лишь плод его воображения. После тех роковых секунд в гараже он больше не различал свет и тьму.
Горло во время сна пересохло, но он знал, лучше об этом не думать, иначе жажда вызовет приступ тошноты.
Дверь на свежесмазанных петлях тихо открылась, вентиляция зашуршала громче. Медсестра зашла в палату.
– Проснулись, Герой?
Они называли его Героем, как будто в том, как он цепляется за жизнь, есть какой-то подвиг. Он так и не понял, как им удается различать, проснулся он или спит, возможно, благодаря более глубокому дыханию во сне. Сегодня работала та блондинка с ясными голубыми глазами и кудрявыми волосами по плечи. По крайней мере такой он себе ее представлял, такой портрет рисовал ее мягкий теплый голос. Легкие короткие шаги, шлейф запаха шампуня – и сомнений не оставалось: это была она. Он почувствовал, как к губам прижали стакан, затем первые капли воды. Открытые раны сжались и выплеснули волну боли, все тело содрогнулось, оно горело так же, как тогда, когда пламя расплавило его кожу и превратило ее в тесный, плохо сшитый костюм. Стон вырвался из желудка, ведь его рот и горло не могли производить звуки.
– Ну, ну, – мягким платком она вытерла ему с губ капли жидкости. От платка пахло так же, как от постельного белья.
Еще капли. Ощущения стали менее яркими, но казалось, будто вода заполнена осколками стекла. Он смог осилить только один глоток. Остальную жидкость он получал внутривенно вместе с другим питанием. В больнице Хаукеланд ему еще удавалось проглатывать холодный суп, но здесь, в пансионате, уже не получалось. Здесь он был во власти Дьявола.
После пожара он, наверное, похудел килограмм на двадцать. Чем меньше подкожного жира, тем больше риск пролежней, но пока ему удавалось переворачиваться в постели, стараясь не лежать долго на спине.
– Попробуем позавтракать сегодня? – прошептала она, надеясь, что так слова прозвучат менее угрожающе.
Все удивлялись, что он отказывался есть, ведь, когда его переводили к ним из больницы, в документах значилось, что он может принимать пищу. Он осторожно помотал головой, сразу же почувствовав, как натянулась кожа за ухом и на шее. Попытки кивать и мотать головой были его единственной возможностью поддерживать общение. Еще в больнице Хаукеланд врачи и медсестры пытались установить с ним диалог – один поднятый палец «да», два пальца – «нет», но так как все общение сводилось к каким-то несущественным деталям, он решил не затруднять себя.
– Может, попозже?
Мягкая ладонь осторожно коснулась щеки, и она бесшумно вышла из комнаты. Она ему нравилась, помимо мягкости и доброты она обладала еще и потрясающей красотой. Так он решил. Одно то, что она способна находиться возле него, вызывало уважение. Он чувствовал, что в отличие от других медсестер она искренне сочувствовала ему. Она сказала, ее зовут Йориль. Ему казалось, имя не совсем ей подходит, ни той внешности, которую он себе вообразил, ни ей как человеку, но так уж и быть. Йориль хорошая.