Штормовое предупреждение
Шрифт:
— Будем снижаться до уровня земли — сказал он в интерком. — Выбора нет. Все, кто хочет помолиться, начинайте немедленно.
Был шанс, что в такую погоду томми будут слишком заняты, чтобы обеспокоиться одним случайным нарушителем на экранах своих радаров. На самом деле, хотя Неккер этого не знал, Спитфайры уже поднялись с аэродрома возле Инвернесса и разыскивали его.
— Курьер! Курьер! — зазвучал в наушниках голос хвостового стрелка Кранца.
Неккер мгновенно вошел в штопор, на помощь пришел рефлекс многих лет воздушных боев. Он ощутил бормотание
— Все еще одним куском? — спросил он в интерком.
Ответа не было. Руди с окровавленным лицом от осколка, рассекшего кожу, проковылял в хвост. Неккер продолжал снижаться, рыская из стороны в сторону, ощущая ударные волны от пушечных снарядов, пробивающих дыры в фюзеляже.
Руди вернулся на место:
— Кранц убит. Шмидт без сознания. Рана в голову. Я перевязал его.
— Хороший мальчик. Теперь пристегнись, пока я покажу этим ублюдкам, как надо летать.
Он снизил Юнкерс до уровня моря — рискованное предприятие, с волнами в сорок футов высотой была вероятность, что волна захлестнет самолет.
И Спитфайрам это не понравилось, хотя два из них продолжали неумолимо их преследовать, даже на этой самоубийственной высоте.
Неккер бросил взгляд вниз, увидел вокруг странные фонтанчики воды и удивился — что это такое, пока Юнкерс снова не задрожал под ударами пушечных снарядов.
Двадцать минут на трехстах милях в час. Не так плохо с поломанной трубкой. Двигатели могут перегреться, но не за такое время, если, конечно, он не безнадежно просчитался.
Самолет содрогнулся под хорошо нацеленной очередью пулеметного огня. Стекло кабины разлетелось, Неккер почувствовал, как его толкнуло в левое плечо, повернулся и увидел, что левый двигатель задымил. Он разом отключил его и включил огнетушители. Юнкерс замедлил скорость, стрелка упала до ста пятидесяти.
Он мрачно висел все еще не более чем в пятидесяти футах над морем. Руди изумленно подергал его за рукав:
— Они ушли, господин капитан. Все чисто. Я не понимаю.
— На это я и надеялся. Мы сейчас более чем в ста милях от берега. Обычно это предел их радиуса полета над морем.
Руди уставился на кровь не его перчатке и очень осторожно снова тронул его руку:
— Вы ранены.
— Как мне кажется — ответил Неккер. — Ты знаешь по пилотской школе — там говорили, что невозможно удерживать эту птичку в воздухе на одном двигателе. Сможем мы доказать, что они ошибались?
— Что я должен делать, господин капитан?
— Сними свой ремень и закрепи левую рулевую педаль.
Руди сделал, что сказано, и с его помощью снова стало возможным удерживать поврежденный Юнкерс на курсе.
— Дави сильно, Руди, всю дорогу до дома — улыбнулся Неккер, наконец начиная чувствовать боль в плече. — Смотри, как все просто, если знаешь, что делать. Держись рядом со мной и будешь жить вечно.
Когда Мердок взобрался на кафедру церкви Св. Мунго, собралось
Мгновение он постоял, склонив голову в молитве, потом поднял глаза:
— На Вашингтоне находится судно. Вы все знаете это. А «Мораг Синклер» — на берегу Южной Бухточки. Единственный вопрос — что мы можем сделать.
Никто не сказал ни слова.
— У капитана Герике есть решение. Мы перетащим «Мораг» из Южной Бухточки в Мэри-таун и выведем ее из гавани.
Прихожане дружно вздохнули. Кто-то ясно произнес:
— Невозможно.
— Неправда — сказал Мердок. — Такое случалось прежде. В Нортумбрия в начале войны, у Ньюбиггена. Окажемся ли мы способными на такое же? Или эти бедные души на Вашингтоне обречены погибнуть?
Катрина Макбрейн ответила ясным жестоким голосом:
— Все — проклятые немцы. Почему мы обязаны шевелить хотя бы пальцем?
— Я мог бы ответить, что там адмирал Рив и пятеро янки, спасшихся с канонерки. Я мог бы ответить, что там женщины, ибо они там есть. Но разве в этом дело? Я здесь не для того, чтобы спорить. Я здесь, чтобы воззвать к вам. Разве не к этому призывает Господь? Разве не об этом все наши совместные богослужения? Вы потеряли на войне мужа, Катрина Макбрейн. Я отдал сына — неделю назад некоторые из вас, женщины, плакали у могилы немецких мальчиков, упокоившихся на нашем собственном кладбище. Боль и страдание одинаковы но обоих сторонах. Все теряют. Но что это должно доказывать? Что нет Бога в этой жизни? Неправда, ибо небо дает нам право выбора наших поступков. Мы выбираем путь, а не Он.
Стояла напряженная всеобщая тишина.
— Если мы ничего не сделаем, там умрут люди, а кто они — не имеет никакого значения. Вы видите, в каком я состоянии. Не могу управлять штурвалом. Но когда «Мораг» покинет гавань, капитан Герике встанет на мое место и я, клянусь Господом, буду по правую руку от него. — Он с силой ударил кулаком по кафедре. — Хватит говорить. Я иду в Южную Бухточку, чтобы вытащить судно. Кто хочет, может идти следом. А остальные — черт с вами.
Он сошел с кафедры и направился к выходу, как мощная волна.
Баркентина «Дойчланд», 25 сентября 1944 года. В четыре склянки дополуденной вахты при ветре ураганной силы мы столкнулись с рифом Вашингтон в трех милях к северо-востоку от Фады во Внешних Гебридах. Теперь мы в руках Всемогущего и, хотя нам обещана помощь, боюсь, что у нас мало шансов.
15
«Дойчланд» тяжело лежала на рифе, с разбитым днищем, передняя топ-мачта свисала в обрывках оснастки, волны перехлестывали через судно одна за другой. Корма высоко выступала в воздух. Те, кто успел вовремя перебраться на корму, собрались на квартердеке. Однако несколько человек остались на носу, некоторые привязались к главной мачте, другие висели высоко в оснастке.