Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая
Шрифт:
«Так, главное – короткими очередями, 2…3 выстрела. И только не в лоб, а в борт, или в корму!» – как мантру, повторял про себя Андрей. Это был его первый вылет на новой модификации Ил-2 с двумя 37мм пушками НС-37, и он немного волновался: как покажет себя новое вооружение, не сплохует ли он сам, неумело его применив? Эх, жалко, ЭРЭСов под крыльями нет, хорошая штука, полезная!
– Не отвлекайся! – чётко, прямо в голове, минуя СПУ 4 , прозвучал голос Ангела, – работа пошла!
4
СПУ –
И точно – самолёт командира эскадрильи нырнул вниз, разгоняясь в пологом пике, и нацеливаясь на один из танков. Андрей выждал пару секунд и тоже плавно отдал ручку от себя. Самолёт с небольшим замедлением, как бы нехотя, опустил нос, и тоже сорвался, наращивая скорость, в пологое пике. Левая рука заученным движением тянет ручку газа на минимум – движок послушно сбрасывает обороты.
«Так… так… спокойно… я это делал много раз» – Андрей мысленно успокаивал себя, на автомате совершая заученные до автоматизма движения: выбрал цель, плавными, несуетливыми движениями ручки довернул нос самолёта на неё, короткими, чёткими движениями ручки успокоил лёгкие колебания самолёта… Секунда… вторая… как удары сердца! Корма приземистой, плоской, как распластанная жаба, немецкой самоходки «Штурмгешютц» 5 , выросла в сетке прицела. – ОГОНЬ!
5
Штурмовое орудие без башни, самоходка.
Палец втопил гашетку до упора…
Ду!Ду!Ду!Ду!Дух!
Грохнуло и тряхнуло так, что показалось, будто в самолёт попали несколько осколочно-фугасных снарядов! Мощные языки пламени, вырвавшись из длинных стволов, на мгновение ослепили Андрея. Палец автоматом отпустил утопленную гашетку. Пять длинных, дымных струй, с навершием из тускло красных трассеров, рванулись к цели… Ручку на себя!
Но ещё до того, как тяжёлый самолёт успел среагировать на движение ручки, и поднял нос, Андрей увидел, что попал!
Как минимум, два снаряда впились в грязно-белую корму немецкой самоходки! Остальные три, подняв высокие снежно-грязевые фонтаны, взрыхлили землю вокруг неё.
Вывод! Газ на максимум! Левый вираж. Поворот головы налево, быстрый взгляд назад в левое окно – хорошо видно, как не разрывая общего круга, самолёты эскадрильи маневрируют, каждый выбирая себе цель, и долбят её реактивными снарядами или пушками. Основное направление атаки командир эскадрильи капитан Миронов выбрал с запада, чётко в корму наступающим танкам Панцерваффе. И теперь те вынуждены разворачиваться, подставляя атакующим штурмовикам свои хорошо бронированные лбы, и приостанавливая тем самым своё движение. Не всем это удаётся – тут и там чадят погребальные костры от подожжённых в корму танков.
Всё смешалось на поле боя – после форменного избиения в первом и втором заходах эскадрильи оставшаяся часть немецкой бронетехники, наращивая скорость, стала спешно рассредоточиваться, расползаясь в стороны. Те, кто не успел или вовремя не сообразил – горят кострами, чадя грязными, дымными столбами. После второго захода становится понятно – всё, что с мощной лобовой бронёй – танки, самоходы, уже подбить не удастся. Вся бронетехника дружно развернулась лбами к атакующим самолётам.
Сквозь шумы эфира в наушники всех пилотов опять прорывается голос комэска:
– Танки и самоходы не бить! Бьём по бронетранспортёрам!
Третий заход, пологое пикирование, газ на минимум, мотор, остывая, негромко урчит, как сытый кот. Так, спокойно… Андрей загоняет в сетку прицела
Цель растёт в прицеле – водитель бронетранспортёра отчаянно пытается вывести свою машину из-под атаки, уже хорошо видны снежные вихри, вздымающиеся за кормой «Ганомага» от его гусениц. Палец Андрея замер на гашетке… и…
Звонкий от возбуждения голос Агнии:
– Сзади! Два мессера!
И одновременно с ним – рёв кого-то из пилотов в наушниках:
– Истребители противника!
Палец жмёт гашетку. Ду!Ду!Дух! – с двухста метров промазать сложно: все три крупнокалиберных снаряда спарывают корпус БТРа, как жестянку, в его нутре что-то тут же детонирует, взметая вверх яркий огненный факел. Летят в разные стороны какие-то тёмные ошмётки…
Ручку на себя, газ – на максимум. Сзади дробно, длинной очередью, отчаянно и как-то обречённо застучал УБТ.
И резко захлебнулся…
Самолёт вздрогнул от внезапного двойного удара, сильно тряхнуло, и сразу же истошно и жалобно засбоил движок. Из-под капота выбило струю масла, которое тут же забрызгало лобовое бронестекло. Над головой, справа налево на бешеной скорости с глубоким левым креном проскочила пара атаковавших его мессеров. Совсем рядом, буквально в 15…20 метрах над головой, Андрей разглядел мелькнувшие жёлтые законцовки на крыльях и жёлтый же низ капота. А на борту, поверх белого зимнего камуфляжа, прямо под кабиной – нарисованное красное сердце, пронзённое стрелой и непонятная надпись – Karaya.
Самолёт тут же стало валить на правое крыло – быстрый взгляд в правое окошко: на задней кромке центроплана разрывом снаряда вырвало кусок обшивки. Ручку влево, крен начал выправляться, теперь понесло влево. Что за чёрт! Помахивая крыльями, и оставляя за собой шлейф жирного дыма, самолёт упорно продолжал тянуть на восток. Резко обрубило мотор, похоронив этим все надежды на хороший исход. Ушел под крыло небольшой перелесок. Впереди по курсу было большое поле, перерезаемое местами зарослями кустарника и небольших деревьев, в изобилии усеянное небольшими овражками. На этом поле, похоже и пытались тормознуть немцев встречной танковой атакой – тут и там на поле виднелись подбитые танки, и именно сюда выдвигался второй эшелон немецкой бронетехники, чтобы сломить остатки обороны.
От некоторых подбитых танков поднимались тёмные столбы дыма, которые тут же подхватывал ветер и относил в сторону. И на поле ещё продолжался бой: то там, то здесь двигались, маневрируя по полю, и укрываясь за жиденькими перелесками и ныряя в овраги, маленькие коробочки танков и самоходок. Время от времени вспыхивали язычки пламени из маленьких тростинок стволов и через доли секунды вспухали облачка разрывов снарядов. Так это виделось с высоты полёта.
Кое-как удерживая самолёт, и ориентируясь по виду из боковых окошек, Андрей притёр самолёт к земле. Удар, фонтаны снега и грязи, короткий пробег, вернее, скольжение на брюхе. Не теряя времени, отстегнулся, рывком открыл бронеколпак фонаря, перевалился на левое крыло. В уши ворвались звуки наземного боя: выстрелы орудий, рёв танковых моторов, газующих на бездорожье, лязг гусениц. И треск горящей неподалёку нашей подбитой тридцатьчетвёрки. Матюкаясь, и скользя унтами по крылу, скользкому от налипшего на него при посадке мокрого снега, Андрей добрался до кабины стрелка. Через остекление фонаря было видно, что девушки на месте стрелка нет.