Штрафбат. Закарпатский гамбит
Шрифт:
Мадьяр покосился на Ванду, и та утвердительно кивнула головой.
– Да нет, не по хатам сидят, одним гуртом пасутся. А берлога ихняя на каком-то хуторе, недалеко от города. Там у них и общак, так они и гужуются.
– Так вы что, только бумагами да рыжевьем с ними расплачиваетесь? – заинтересовался Крест.
– Зачем же одними только бумагами? Котлы берут, особенно рыжие [75] , и шмотьем не брезгуют.
– Что, и свого законного каина [76] на привязи держат?
– Ну, это еще неизвестно кто кого на привязи держит, а насчет законного каина… есть
– И кто же это?
Мадьяр вновь покосился на свою ненаглядную, и Ванда вновь утвердительно кивнула головой. Колись, мол. Один хрен, от этих козлов никакого житья нет.
Мадьяр вздохнул и негромко произнес:
– Сказал бы мне кто-нибудь, что именно этот человек у них за каина стоит, никогда бы не поверил.
– Так все-таки?
– Ну а «все-таки», то уважаемый в городе хозяин чайной, что на вокзале, Ян Мазур.
– Что, из блатных? – отреагировал Боцман.
– Точно не знаю, но личность, по всему выходит, непростая.
– Так, может, мы ему и своё шмотьё сбросим? – подсуетился Боцман. – А заодно можно будет и пощупать его и относительно всего прочего.
– Это то шмотье, что в сельпо взяли?
– Ну! – кивнул головой Боцман. – Там, кстати говоря, мы не одним только шмотьем отоварились, там и круп всяких на целый колхоз хватит.
– Ну, насчет жратвы, положим, я и сам у вас возьму, а вот насчет шмотья… можно будет и попробовать потолковать с ним.
– Так что, берешься?
– Ну а куда я на хрен денусь?
Этим же вечером Боцман переслал Тукалину записку, в которой он нарисовал более объемный портрет Чайханщика. Его причастность к криминальному миру Мукачева, причем не к тому, где почти официально паханил Мадьяр, а к некоему совершенно новому образованию на территории Мукачевского региона.
Глава 10
Сославшись на то, что он «наився от пуза в чайной», Тукалин отказался от приготовленного Христой ужина и завалился на кровать в надежде привести растрепанные мысли в порядок и попытаться вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах он мог встречаться с Курносым. Однако как ни пытался настроить свою память на лица, прокручивая эпизоды даже годичной давности, ничего толкового из этого не вышло, и он даже матюкнулся негромко, начиная проклинать себя за ту излишнюю подозрительность, которой страдали практически все смершевцы, с головой ушедшие в оперативную работу.
В какой-то момент вдруг заломило виски, и он заставил себя подняться с постели, понимая, что ничего толкового из его экскурсов в прошлое вытянуть не удастся.
Чтобы хоть как-то отвлечься от дурных предчувствий и навязчивых мыслей, прошел в свою каморку и, подсвечивая себе керосиновой лампой, занялся изящными наручными часиками, которые счастливая Зося вручила ему незадолго до закрытия чайной. Копаясь в механизме часов, вдруг поймал себя на мысли о том, что более не думает о Курносом, с которым, возможно, столкнулся лицом к лицу на вокзале в том же Ужгороде или в Мукачево,
Первую половину дня отработал с легкой душой, стараясь не думать больше о Курносом, и когда появился на пороге чайной, кивнул Зосе, чтобы спустилась к нему в каморку. Отказался от предложенного буфетчиком пива и, разложив на столе инструмент с часами очередного клиента, углубился в работу.
Зося появилась минут через двадцать и, еще стоя в дверном проеме каморки, расцвела в признательной улыбке:
– Неужто с часами что-то зробыли, Денис… простите, не знаю, как вас по батюшке.
– А никак, – рассмеялся Тукалин. – Просто Денис. Не такой уж я и переросток, чтобы красивые дивчата величали меня по имени-отчеству.
– Да ну, шо вы! – отмахнулась Зося. – Я ж не потому, шо вы меня старше, а потому… Мастер-то вы вон какой!
– И на том спасибочки, – хмыкнул Тукалин. – А теперь забирай свои часики и можешь носить их до самой старости. Работа немецкая, надежная, только время от времени их чистить надо.
– Чистить? – удивилась Зося.
– Ну да, чистить. Но только не как самовар чистят или, скажем, кастрюли, а отдавать в мастерскую, чтобы часовщик почистил механизм. Работа хоть и надежная, но тонкая, оттого таким часам и особый уход нужен.
– Спасибочки, – зарделась Зося и, надев часики на руку, залюбовалась ими.
– Что, небось мужа подарок?
Зося вздохнула и как-то очень скорбно произнесла:
– Мужа. Сразу же, как только посватался ко мне.
– Вот и носи на здоровье, да о нем не забывай.
– Помню, – с тем же скорбным грудным вздохом произнесла Зося и тут же перевела разговор на деловой план: – Сколько я вам должна?
– Ни копеечки, – вроде бы как даже обиделся Тукалин. – Таким красивым, как ты, я готов все часы за бесплатно чинить.
– Но как же?.. – не поняла Зося, уставившись на Тукалина черными глазами. – Они у меня столько стояли… здесь столько работы, а вы… бесплатно.
– Всё, Зосенька, дебаты закончены, – сказал словно отрезал Тукалин. – Считай, что это подарок от меня.
– Но за что? – удивилась Зося, не привыкшая, видимо, вообще к каким-либо подаркам.
– Да просто так, – хмыкнул Тукалин. – Понравилась ты мне – вот и всё.
– Понравилась… – обреченным вздохом выдала себя Зося. – Вы мне тоже понравились, но… В общем, большое вам спасибочки.
– Пожалуйста, – улыбнулся Тукалин. – Надеюсь, что глядя на них, не только своего мужа вспоминать будешь, но и меня иной раз вспомнишь.
Зося полоснула по его лицу каким-то особым обнадеживающим взглядом и уже открыла было дверь, как вдруг обернулась, и на ее лице отразилась борьба каких-то внутренних чувств.
– Не знала, говорить вам или нет, но…
Она замолчала было, замявшись, и Тукалин вдруг почувствовал, как в черепной коробке вновь сработал его «барометр», предвещавший, правда, одни лишь неприятности.