Штрафники
Шрифт:
– Он?!! Добровольно?!! – Главный инженер недоверчиво уставился на приходящего в сознание «работягу».
– Ну не совсем, конечно, а под воздействием психотропного препарата, – поправился я. – Однако насчет откровенности – можешь не сомневаться. Да чего я перед тобой распинаюсь?! Просто сиди, смотри и слушай. Сам убедишься!
Произнеся вышеуказанную тираду, я серией легких пощечин окончательно привел в чувство пленника, оголил его до пояса, достал из кармана шприц-тюбик пентонала и сделал укол. Небольшую дозу…
Там же. Полчаса спустя
По-прежнему связанный, полуголый «язык» мучился пентоналовым похмельем. Не слишком сильным (доза-то уменьшенная), но неприятных ощущений хватало
Рудольф Завадский (так звали агента) был внедрен на предприятие за месяц (!) до вербовки Цыплакова и Малевича. (Очевидно, британские специалисты заблаговременно разобрались в психотипах наших фигурантов и ни на йоту не сомневались в их продажности.) Он получил задание сидеть тихо и не предпринимать никаких действий вплоть до часа «X», который наступил позавчера. За день до погрузки похищенных «Пчел» в хвостовой вагон. А дальше, как и предупреждал телефонный инструктор, Завадский начал присматривать и за составом, и за обоими предателями. Благодаря двум совмещенным должностям – уборщика и разнорабочего – он мог свободно перемещаться по всему предприятию, т. е. по территории, по цехам и по коридорам заводского управления. Он ни разу не контактировал ни с кем из местных британских агентов и имел всего одного подельника – некоего Самвела Азаряна, через которого поддерживал связь с Центром. То, что операция провалена, инструктор понял только сегодня, сорок минут назад, встретив меня с Малевичем, и, по понятным причинам, не успел передать информацию связнику…
…– С-скоты… (грязная ругань)… Дикая, варварская страна… (грязная ругань)… Позор цивилизации… Будьте вы все прокляты до седьмого колена! – не переставал высказываться разоблаченный агент.
– Не надоело тебе бубнить? – сформулировав в уме краткий доклад генералу, обратился я к Завадскому. – Попался, так помалкивай, силы береги. Они тебе еще пригодятся!
– Ты-ы-ы!!!!! – бешено оскалился инспектор. – Эфэсбэшный… (длинный поток матерщины)… Я твою мать… (перечень половых извращений)…
– Ну, урод, ты мне надоел! – разозлился я, снял с ног Завадского грязные носки, засунул ему в рот и для верности перетянул затычку обрывком бечевки. (В вагоне, на полу, много всякого хлама валялось.)
– Хоть уши от твоего тявканья отдохнут, – проворчал я, завязывая морской узел на затылке.
– У-бу-бу!!! Бу-бу-бу-бу!!! – вознегодовал агент, но я, больше не обращая на него внимания, набрал на спутниковой «мобиле» номер Нелюбина.
– Опять вы, Мангуст, – заслышав мой голос, без особой радости констатировал он. – Снова личное, архиважное? Но мы уже…
– Нет, на сей раз служебное, – бесцеремонно перебил я и вкратце поведал о разоблачении, пленении и первых показаниях Рудольфа Завадского.
Внимательно выслушав меня, Борис Иванович долго молчал. В трубке слышалось его тяжелое, прерывистое дыхание. Как будто генерала заставили пробежать трехкилометровый кросс с полной армейской выкладкой.
– Вот это да!!! Не ожидал!!! – выдал наконец он. – Уборщик и разнорабочий… Ничтожный, плюгавый на вид… Внедренный за месяц до… Фигурантам неизвестный… Полностью изолированный от остальных агентов, да и в лондонском Центре известный одному, максимум двум высшим чинам… Ходит себе по территории, роется
– Нас, Борис Иванович, нас, – твердо поправил я.
– ??!
– Мы с Си… то есть с Кактусом, работаем на пару, шишки делим пополам, так что… – Я выжидательно замолчал.
– Ну, конечно, майор! Конечно, вас обоих! – эмоционально воскликнул генерал. – Я обязательно… Впрочем, об этом позже. А сейчас мне не терпится повидать милашку Рудольфа!!!
– Пришлите людей, пускай забирают. А заодно займутся начальником первого отдела. «Очень покладистый человек», по словам господина Малевича.
– Ага, – на секунду задумался Нелюбин. – Значит, так: оставайтесь в вагоне. Примерно через полчаса к вам подойдут два человека, – тут он подробно описал их внешность, – и произнесут пароль: «Здесь принимают битую стеклотару?» Вы ответите: «Нет, только выдаем» и вручите им пленника. Остальное – не ваша забота. До связи!..
– Убу-убу?! – без прежней агрессивности воззрился на меня агент.
– Угу! – передразнил я и, вспомнив об ушатах мерзости, излитых им на мою покойную матушку, не удержался от маленькой мести: – Скоро, Рудольф, наступит последний, завершающий этап твоей жизни. Не особо продолжительный, но время, как известно, понятие субъективное. Если тебе хорошо, комфортно, то оно протекает незаметно. Но когда плохо… Ты, помнится, называл нас «дикарями, варварами», и знаешь, Рудольф, ты ошибся. Мы гораздо хуже и ужасно мстительны! Вместе с тобой я передам людям шефа диктофон с записью твоих высказываний в адрес России, русского народа, ФСБ и так далее. Сперва, разумеется, тебя подвергнут повторному, обстоятельному наркодопросу, а потом… ты станешь не нужен. И тогда наш злопамятный шеф прогонит тебя по нескольким кругам земного ада. Для начала ты «поработаешь» общаковым пидором в камерах Брюсовского СИЗО, где сидят чечены-наркоторговцы. Таких камер, если не ошибаюсь, там пять или шесть. В каждой – по десять-двенадцать здоровенных, ополоумевших от безбабья «зверей». Ты будешь находиться в камере, пока не надоешь ее обитателям. Затем следующая, и так далее. Ну, а когда они все вдоволь натрахаются, а твоя задница превратится в разодранную до кишок, постоянно кровоточащую дыру – тебя подвергнут изощренным средневековым пыткам. (Описывать не буду, пускай это будет сюрпризом.) А в самом финале – обезумевшую от боли, измочаленную тушку (бывшую когда-то крутым и наглым шпионом по имени Рудольф) – заживо сожгут в кремационной печи…
– Убу-у-у-у!!! – Похоже, Завадский поверил моей брехне. Вся его агрессивность бесследно исчезла, физиономия вытянулась. В глазах отразился панический ужас.
– Предвкушай, Рудик, недолго осталось, – покосившись на часы, сказал я, жестом согнал с ящика Малевича, уселся на него сам и закурил сигарету…
Спустя некоторое время в стену вагона постучали.
– Здесь принимают битую стеклотару? – спросил грубый голос.
– Нет, только выдают, – ответил я. – Заходите, ребята!
Дверь отодвинулась, и в вагон запрыгнули двое спортивной внешности парней в рабочих спецовках. (Внешность точь-в-точь, как описывал Нелюбин.) Один – высокий, голубоглазый, русоволосый, с крохотной родинкой на правой щеке. Второй – приземистый, широкоплечий, с боксерским носом на невозмутимом скуластом лице.
В руках он держал пластиковый мешок для перевозки трупов, едва взглянув на который Завадский затрясся в свирепом ознобе.
– Это оно? – указав подбородком на агента, осведомился крепыш.
– Точно! – подтвердил я. – Забирайте с потрохами. Но учтите, оно очень злобное и наглое. Пока пасть не заткнуло – хамило по-страшному, буквально ядом истекало.
– Убу-у-у-у!!! Убу-бу-у-у!!! – отчаянно возопил инспектор. (Надо думать, обещал исправиться.)
Однако нелюбинцы поняли Рудольфа на свой лад.