Штрафной бой отряда имени Сталина
Шрифт:
Город жил своей обычной военной жизнью. По широкой площади проносились выкрашенные в зеленый цвет грузовики, пролетали черные легковые автомобили. Звучно печатая шаг, прошел строй солдат с примкнутыми штыками. Александр Бирюков потянулся за портсигаром, достал папиросу, по привычке смял гармошкой картонный мундштук и закурил. Пара затяжек крепкого табака, как и ожидалось, принесли некое равновесие в беспокойную душу полковника. Он задумался.
– Ну и к черту! – сказал он сам себе. – Пусть все будет, как будет, и трупы наших врагов проплывут мимо нас вниз по течению реки.
Операция с самого начала пошла наперекосяк. Несколько разведгрупп, выброшенных практически наугад, не вышли на
Ему необходимо было срочно найти выход из создавшейся ситуации: кем-кем, а козлом отпущения он становиться не собирался. Бирюков задумался.
Один выход был, рискованный и довольно-таки неприятный. Но если бы этот выход сработал, Бирюков убил бы сразу двух зайцев: снял ответственность с себя и уничтожил генерала Трофимова. И как генерала, и как советского человека.
У Бирюкова было правило: принял решение – выполняй! Он сел за стол и, стиснув до скрипа зубы, взял лист бумаги, пододвинул к себе выполненную в форме глобуса чернильницу с пером и принялся писать.
Донесение пошло не по партийной линии, как вначале думал поступить Бирюков. Он быстро передумал: правило не выносить сор из избы в его ведомстве действовало четко. Нарушители-жалобщики и осведомители рано или поздно однозначно кончали плохо. Не всегда на первом витке карьеры, отнюдь нет. Но они автоматически заносились в список «на съедение» и съедались Системой, или Органами, съедались обязательно хоть за месяц, хоть за несколько лет. А заносить себя собственными руками в список «на съедение» дальновидный полковник, обожавший шахматы, вовсе не собирался. Нет, жрут пусть других, а он – полковник Бирюков – будет стоять в сторонке и, улыбаясь, наблюдать.
Подумав и перетасовав в уме «колоду» из своих командиров, полковник остановил свой выбор на одном из заместителей, третьем лице в наркомате.
Именно этот человек и должен был стать адресатом обличительного письма Бирюкова, в котором тот обвинял Трофимова в пособничестве врагу – немецким фашистам. Речь шла и о загубленных разведгруппах, и об использовании разоблаченных врагов народа в совершенно секретном мероприятии, и о том, что сама операция «Янычар» являлась фикцией. Про задокументированные факты и свидетельства полковник не упомянул, справедливо посчитав, что раз в деле фигурируют враги народа, то остальные обстоятельства точно не имеют значения. А серьезный человек, которому адресовал свое письмо Бирюков, был руководителем разведывательно-диверсионного направления. Полковник даже ухмыльнулся при мысли о том, что теперь сделают с Трофимовым. Сожрут, переварят и выгадят!
Единственным неудобством и риском оставался этап с передачей письма, его следовало осуществить технично и незаметно. Бирюков понял, что не может доверить это дело никому. Оставалось только решить, как осуществить эту передачу. Подумав, полковник решил осуществить передачу донесения не высокому лицу лично, а его поверенному. Этот ход также следовало осуществлять с осторожностью.
Полковник решил действовать наверняка. Майор Иванов, приближенный к высокопоставленному адресату, обедал в общей столовой. Там и надо было осуществить контакт.
Бирюков сложил письмо в конверт, заклеил сургучом, подумав, приложил к нему личную печать. На лицевой стороне конверта мелкими буквами написал фамилию адресата. Сложил письмо в шесть раз, гармошкой, и убрал в рукав своего кителя. Затем терпеливо сел за стол и принялся ожидать обеденного
Столы были расставлены далеко друг от друга, и полковник в который раз чертыхнулся про себя. Как осуществить передачу незаметно в общем зале, он не знал. Внезапно полковника осенило. Он встал у окна ближе ко входу в столовую и принялся потягивать теплый сладкий чай из стакана. Он поджидал майора. Оставалось секунд тридцать. Полковник Бирюков одним глотком допил сладкий чай, поставил чашку на подоконник и направился к выходу. Он шел не спеша, понимая, что может промахнуться и все придется продумывать заново, но судьба была на его стороне. Майор подходил к дверям. Посторонился, чтобы пропустить старшего по званию. Полковник шел неторопливо, но как-то неловко повернулся, когда поворачивал из двери столовой налево. Чуть пошатнулся, взмахнул левой рукой, пошел дальше.
Именно так и должно было показаться стороннему наблюдателю. Во всяком случае, полковник Бирюков был уверен, что так и покажется. Но сложенное в бумажную полоску письмецо попало в руки майора, который к удовольствию полковника и глазом не повел. Прошел, как ни в чем не бывало, да еще и извинился за неловкость. Вот так!
Бирюков подал сигнал и с нетерпением ожидал реакции. А в том, что реакция неминуемо последует, полковник не сомневался.
Удальцов был в растерянности. Разведгруппа обладала достаточной информацией, не была обнаружена противником, более того, с приходом партизан и прибытием усиления из Центра они обладали достаточными возможностями для проведения доразведки и даже нападения на Объект противника. Но старший почему-то медлил. Он скрылся в землянке вместе с радистом. Николай попробовал было сунуться к нему с вопросами, но Седой только отмахнулся от него:
– Погоди ты со своим Объектом, – его осунувшееся, посеревшее лицо выдавало нешуточное волнение. – В Центре медлят с принятием решения. Все полученные вами данные, включая координаты немецкой базы, были переданы шифрограммой. Теперь дело за Большой Землей. Там наверняка есть свои соображения по ходу событий…
– А как же Иван? – спросил дрожащим голосом Удальцов. – А Коловрат?
– Ничего с ними не сделается, – стальным голосом сказал Седой. – Выйдут к нам самостоятельно. И вообще, эти темы не подлежат обсуждению, это приказ, ты меня понял? Пока не будут получены указания из Центра, мы будем находиться в режиме скрытного ожидания.
Партизан было всего девятнадцать человек. Их обнаружили разведчики вскоре после ухода Конкина и Удальцова. После краткого совещания, яростного обсуждения шепотом, Сухопарый под прикрытием остальных разведчиков вышел из леса к сидящим на траве партизанам. Выставленные партизанами караульные прошляпили приближение профессиональных диверсантов. После переговоров партизаны поступили в распоряжение отряда.
Это был разномастный народ: несколько местных мужичков, беглые военнопленные, несколько окруженцев, которые проскитались по лесам долгое время, иные – до года. Их выдавали дикие глаза, лохмотья вместо форменной одежды, бережно сохраненные личные документы и яростное желание сражаться с оккупантами-немцами.
Командир партизан Иван Голубев – местный пятидесятипятилетний мужчина, секретарь парткома захваченного немцами райцентра – рассказал разведчикам, что именно окруженцы планировали и руководили большинством дерзких налетов на немчуру. Но в последнее время отряду партизан сильно не везло, немцы объявили на них настоящую охоту. В последнем бою каратели потрепали их так сильно, что от группы в семьдесят человек осталось всего девятнадцать. Голодных, израненных, практически без боеприпасов. Но готовых биться насмерть.