Штурм Грозного. Анатомия истории терцев
Шрифт:
– Сходом? Так вот вы кого слушаете. Я вам покажу, как бунтовать. – И сотник полоснул мужика плетью по голове. Тот отскочил.
– Ребята, бьют! – крикнул он, отбегая в сторону, и все тени людей рассыпались и исчезли за деревьями.
Несколько всадников бросились за ними, но лошади вязли в мшистой почве, и они с трудом выбрались обратно на дорогу. Сотник Волнин выстрелил в сторону убегающих. Желтый свет блеснул в темноте, и выстрел гулко прозвучал в тихом лесу.
Отряд продолжил движение. Приехав в Гребни, они остановились перед закрытыми воротами.
– Кто такие? – спросили их через щель караульщики.
– Отряд
Проехав по станице, сотник убедился, что во дворах людей почти нет.
– Трубите в трубу, – отдал он приказание. – Собрать всех жителей у правления.
Но жителей оказалось очень мало, в основном старые люди и несколько женщин с детьми.
– Где остальные? – спросил Волнин у собравшихся.
– Ушли в леса, а куда, нам неизвестно.
– А где староста?
– Ушел вместе со всеми.
Собрав сведения, что делается в окрестных деревнях и убедившись, что с полусотней кавалеристов ему дерзновенных казаков не сломить, он послал наместнику записку.
– Прошу прислать воинскую силу побольше. Ослушники укрылись в лесных «острожках», чтобы их разыскать, окружить и захватить, необходимы дополнительные силы. И далее:
– Уже и в Червленной и Стародубовской и других деревнях ходят шайки скопом и заговором, с дрекольем и палашами, у церкви бьют в набат и собирают мирские повальные сходы.
Наместник понимал, что медлить нельзя, надо посылать на усмирение казаков не менее трех сотен всадников с пушками. Но на дворе была непролазная осень, а впереди зима.
Решено было отложить это до весны.
А казаки в это время собирались в путь. Ближе к весне, когда сильнее начало пригревать солнце, когда днем уже сбегали ручьи, а ночью еще приморозивало, собрались на сход.
– Казаки, стар я стал, трудно уже атаманить, – обратился к казакам Щедра. – В дальний путь собираемся, и атаман нужен помоложе, – он посмотрел на своего сына Степана.
– Решайте, дело серьезное.
– А что решать? Степана изберем, казак отменный, службу познал сполна, – предложил кто-то.
– Щедрина в атаманы. Степана, – понеслось из уст собравшихся.
Степан вышел в центр. Снял шапку, перекрестился и поклонился на три стороны.
– Кто за? – спросил Щедра.
Громкое «любо» с поднятыми в руках шапками прокатилось по округе.
Здесь же назначили день отправления.
В назначенное время стали прибывать телеги. Их сгрудилось больше сотни. Собрались родичи уезжающих. Плач их, казалось, доходил до самого неба. На телеги грузились мешки с домашним скарбом, садились бабы с детьми. Полсотня казаков, холостяков, рысила неподалеку, на маленьких лохматых конях, в готовности сопровождать станичников.
Степан Щедрин, избранный совсем недавно атаманом, четко отдавал команды. Чем спокойнее и медленнее он говорил, тем торопливее бегали и суетились отъезжающие. Путь предстоял длинный, все нужно было захватить, ничего не забыть.
Большинство уезжающих вздыхали, что им не придется больше вернуться обратно. И только друзья Степана – Гладков, Курдюков – восторженно подбадривали земляков:
– Пусть теперь ловят нас, пусть догоняют. Не бывать на нас боярского хомута!
Ранним утром, когда солнце бросило первые розовые
Через несколько дней пути сумрачная чаща кончилась, и показалась прогалина. Потянулись кое-где засыпанные еще снегом равнины, деревни. Деревянные колеса телег раскатывались на поворотах. Лошади то шли шагом, то рысью догоняли передних. Возчики покрикивали на лошадей.
Степан ехал в середине обоза в крытом возке, обшитом рогожками, запряженном двумя конями. По бокам рысили по два караульщика с пищалями за плечами и с бердышами на поясе. За телегой шла его оседланная лошадь. Степан изредка отдавал распоряжения, и тогда конный стражник мчался либо в голову, либо в хвост обоза. В возке сидела его жена Настя в шабуре, туго подпоясанном красным кушаком. Голова ее была закутана так, что виднелись только черные глаза. На облучке сидел их пятнадцатилетний сын Федор.
– Но-но, – покрикивал он на лошадей, размахивая хворостиной.
Лошади потряхивали головами, но продолжали идти обычным шагом.
Иногда Настя начинала причитать:
– Потащил ты нас, Степан Андреевич, невесть куда. А по степи поедем, как бы татарва в полон не взяла.
– Нашего ерша еще не поймали, – шутил Степан.
– А ежеле поймают?
– Пусть сперва попотеют. Татары будут рыскать, когда трава подымется.
Обоз шел не останавливаясь.
– Потом отдохнем, – говорил Степан, – Подальше отойти надо.
Когда по пути встречались деревни, обоз огибал их лесными дорогами, чтобы никто не встретился.
– А то разблагостят, – говорил Степан.
В сторону от тропинок внутри леса нельзя было сделать и несколько шагов. Валежник, упавшие стволы деревьев лежали грудами, гнили. Новые поросли пышно выбивались между трухлявыми стволами и стояли непроходимой стеной.
Иногда леса кончались. В оврагах кое-где еще держался снег, а по равнине уже желтела прошлогодняя трава.
Дон, по-над которым они двигались к «переволоке» [14] , набухал. Подтаявший лед темнел полыньями. Кое-где на берегу обнажились желтые песчаные прогалины.
14
Переволока – место, где Волга и Дон близко сходятся, и где суда переволакивались из одной реки в другую.
Когда они добрались до Волги, десять стругов стояли рядом по берегу, на деревянных катках, и плотники во главе с Егором Бардошем, доканчивали работу, законопачивая пазы и заливая их смоляным варом.
Ждать пришлось недолго. Как только большой лес прошел, струги были спущены на воду, и рязанцы стали грузиться.
На первых стругах погрузились семейные казаки с бабами и детьми. На передней части они разослали сенники, мешки, тулупы, поставили свои сундуки. На других стругах погрузились остальные казаки. Скарба у них было немного. Выставили охрану и тронулись в путь.