Штурман

Руа Жюль

Пилот повернул голову направо. Развернуться уже не было возможности, а огонь не унимался. Языки пламени, которые лизали крыло, добрались до ребра противопожарной стенки и подступили к бензобакам.

– Приготовиться к прыжку!
– крикнул пилот. На этот раз - конец. Штурман облокотился о сиденье пилота. Ему не хотелось снова прыгать, не хотелось больше жить. Да и разве успел бы он выброситься, если б даже захотел. Ему еще нужно было найти ранец со своим парашютом, пристегнуть на груди привязные ремни.

– Прыгайте!
– скомандовал пилот, обращаясь ко всем.

Если крылья самолета загорались, больше двух минут они не выдерживали. Они разваливались, как старая рухлядь, разрушались,

как все, что производили для войны, ибо всему этому был отпущен короткий срок и конец уготован один - сгореть в беспощадном огне. Все, что выпускали заводы, было недолговечно. Во всяком случае, каждый знал, что эти крылья могут сопротивляться огню только две минуты. Две, и ни минутой больше.

– Везер!
– позвал штурман.

Везер не отвечал. Может быть, он уже отключил микрофон и прыгнул? Штурман решил проверить и без всяких осторожностей поднял шторку штурманской кабины. Теперь предосторожности были уже ни к чему. Везер сидел, склонившись над столиком, и кровь, струившаяся из пробитого черепа, заливала карты. Только ластик, чистый и нетронутый, болтался на шнурке у него над коленями. Штурман открыл люк и потянул за комбинезон бомбардира со светлыми усиками.

– Давай !
– крикнул он, показывая вниз. Он посторонился, пропуская радиста, и подтолкнул его к бомбардиру, который собирался первым выброситься в ночь. Потом вернулся к пилоту. Тот вместе со вторым пилотом пытался удержать вырывавшийся из рук штурвал, точно хватал за морду взбесившееся животное. "Все пропало", - вслух подумал штурман и решительно шагнул к пилоту.

– Прыгай!
– заорал он.

Теперь уже вся ночь была озарена пламенем; самолет двигался, точно приплясывая, а за ним тянулся длинный, как у кометы, огненный хвост, и другие бомбардировщики огибали его, поворачивая на север.

Пилот чуть заметно качнул головой, а его полный отчаяния взгляд, казалось, говорил: "Я больше не могу. Прости". Потом он показал на свой парашют и ткнул пальцем в штурмана.

– Вытряхивайся же !

Штурман мягко покачал головой. Нет. Через несколько секунд самолет развалится. Не стоит труда. Ничто и никто больше не стоит труда. Женщина будет ждать его некоторое время, поплачет немного, а потом утешится с intelligenceofficer, который из всей этой истории извлечет мораль. Вместе с пилотами и следом за Везером штурман займет свое место в длинной и печальной веренице героев этой войны. Пилот видел огни. Везер хорошо вел самолет до самого Вюрцбурга, наблюдение было безупречным, и бомбардир сбросил бомбы точно на подшипниковый завод. Просто теперь, вслед за множеством товарищей, которые тоже покружились в таком вот вальсе, перед тем как разбиться, пришла их очередь. Должно быть, больше всех их будет оплакивать Адмирал.

Но гдето в глубине души штурман сохранял какуюто безрассудную надежду. Крыльевые баки опустели, и видно было, как погас огонь над ними. Пока пилот борется, сдаваться нельзя. Теперь самолет заносило вбок и пламя лизало фюзеляж. Штурман ухватился за сиденье пилота; рядом стоял бортмеханик, который тоже не захотел прыгать и, включив ручной огнетушитель, поливал кабину слабой бледной пеной. От резких движений маска пилота отстегнулась и болталась, открыв красивое лицо, искаженное отчаянием; в дико пляшущих отсветах пламени видно было, как по лицу ручьями струился пот. "Какой же я идиот!
– подумал штурман.
– Ведь в этих балетах всегда ктото пляшет. На сей раз наша очередь..." Но это было варварское представление, и если танцоров, выхваченных из мрака лучами прожекторов, пронзал насквозь длинный королевский меч смерти, они больше не возвращались за кулисы. Для пилота тоже сейчас разрешатся так или иначе все мировые

загадки, и самая важная из них; но оттуда, где он находился, он был уже бессилен комулибо помочь: ни штурману, ни жене, которую так любил, что не представлял себе жизни без нее.

– Послушай!
– снова закричал пилот.
– Это не моя вина.

Штурман кивнул. И вдруг крыло оторвалось, унеслось к звездам и беспомощный самолет опрокинулся.

VIII

Войдя в комнату, где помещался контрольный пост, Адмирал взглянул на большую доску, разграфленную на квадраты, где был написан мелом крупными буквами список экипажей. В эту ночь лейтенант Лебон пилотировал Галифакс модели VI в" - 835, с буквой "V" на фюзеляже. Большие жестяные буквы висели на самом верху доски: их снимали постепенно, по мере того, как снижались самолеты, и вешали в квадрате только после того, как самолет садился.

"V" еще не вернулся.

– "VVictor" объявился?
– спросил Адмирал командира эскадры, который стоял у застекленной стены вышки, точно капитан корабля на своем мостике.

Сидя в полумраке за столиками, два радиста по очереди отвечали экипажам: "SSugar" from "Scarfacetwo", prepare to land... "LLove" stand by..." ' Из громкоговорителей раздавались голоса пилотов: "Scarfacetwo" from "DDog", may I land, over?.." 2 - преувеличенно громкие, резкие и торжественные; радисты отвечали в микрофон тихо, почти шепотом, с какойто странной безмятежностью, невозмутимые, точно рыбы в аквариуме. Их и взяли радистами изза этих почти бесполых бесстрастных голосов, которым никто не осмеливался возражать; голоса эти возвращали пилотов из небесных глубин.

– Нет еще, - ответил командир эскадры, повернувшись к доске.
– Он во втором эшелоне. Услышишь его через пару минут.

Всякий раз самолеты первого эшелона устраивали настоящие гонки. Каждый хотел добраться раньше

' "ССахар", я "Шрамдва", готовьтесь к посадке... "ЛЛюбовь", вы следующий... (англ.)

2 "Шрамдва", я "ППес", разрешите садиться?.. (англ.)

других, чтобы не пришлось подолгу кружить над полем. Второй эшелон должен был запастись терпением. Пять самолетов из восемнадцати уже вернулись на базу: "В", "Т", "A", "J" и "С". "SSugar" с зажженными огнями на концах крыльев вышел к посадочной полосе, почти касаясь желтых ламп, пронесся над дорожкой, его колеса коснулись земли, и хвостовой огонь промелькнул среди звездочек посадочных фонарей.

– Зачем ты выбрал для нас такие позывные?
– спросил Адмирал.
– Это я, что ли, Scarface? Шрам... ну кто же еще. если не я?
– добавил он, потирая лоб.

– Да нет, - ответил командир эскадры, - тут имелись в виду ребята со шрамами из полицейских фильмов. К тому же, сам знаешь, позывные выбираю не я. Какие дают, такие и беру.

– Все равно, будь я в воздухе, я бы передавал "Scarfacetwo" from "Scarfaceone" '. Человек со шрамом - это я. Патент за мной.

Адмиралу казалось, что именно он вызывает штурмана, упорно посылая эти мрачные позывные в волны эфира, точно рыбак, закидывающий невод.

– Ну, если тебе хочется...
– сказал командир эскадры.
– Ты наш собственный Scarface.

– Лебону повезло, - заметил Адмирал.
– Сегодня ясное небо. Если он не видит огней...

– Рипо ему поможет. И все же, - продолжал командир эскадры, - мне показалось, что у Лебона были трудности при взлете. "V" долго стоял не двигаясь, точно не мог решиться. Нам пришлось посигналить ему зеленым огнем, чтобы он поторапливался.