Штурманок прокладывает курс (илл. Ф. Махонина)
Шрифт:
Мне не довелось участвовать в этом бою. Подразделения прорывали окружение, а меня вели за телегой с ранеными.
Ночью отряд Денисенко, сильно поредевший, оторвался от преследователей и углубился в обширный лес.
Когда стало поспокойней, я спросил начальника штаба:
— Скажите, прошлой осенью, тогда еще был пароль «Белобородов», не появлялся у вас здесь моряк Голованов?
Отозвался Пантелеймон:
— А звідки вы його знаете?
Я рассказал об училище, о гибели корабля и о том, как мы с Васей бежали из лагеря «Беньяка».
Пантелеймон слушал с удивлением и недоверием:
— Цей
Он пошептался о чем-то с Денисенко, а вечером с несколькими партизанами из отряда «За Родину!» мы тронулись в путь. Я не знал, куда меня ведут, на отношение ко мне стало другим.
На следующий день пришли в небольшое село. Стоя у дверей хаты, я слышал, как Пантелеймон докладывает кому-то:
— Товарищ начальник разведки, привел человека. Говорит, что вас знает.
Из хаты вышел Вася Голованов.
— Живой, салага! Я так и знал! — Он едва не задушил меня, а Пантелеймон стоял рядом, почесывая затылок, и повторял:
— Ну, чудасія! Буває ж таке!
Я рассказывал Голованову все подряд. Он слушал, лежа на животе и опираясь на локти. Ночь изо всех сил старалась убедить нас, что нет никакой войны. Было очень тихо и очень тепло. Деревья отцветали, и даже в темноте их белый пух выделялся на траве.
— Здорово же ты хлебнул, Алешка! — сказал Голованов. — Но, если хочешь знать, первое дело сейчас — доложить про Петра.
— Сам знаю. Видишь, сколько времени искал партизан…
— А когда нашел, чуть не пустили в расход! Ну, добро! Пошли спать!
Командир отряда «За Родину!» предложил мне остаться у них. Я сказал, что о лучшем не мечтаю, но раньше всего необходимо связаться с армейским командованием.
Он покачал головой:
— Непросто! Радиосвязи нет. Но ты не отчаивайся. Нам самим позарез нужен контакт. Сегодня высылаю связного.
— Постой, командир! — вмешался Голованов. — Вот Алешка и пойдет с ним. Хорошо бы и мне, конечно…
Командир посмотрел с укором, и Голованов покорно сказал:
— Понимаю. Значит, так: пойдут Пантелеймон и Алексей.
Пантелеймон оказался незаменимым спутником. Я понял это в первый же день пути. Там, где я неминуемо попал бы в руки врага, он проходил, как иголка сквозь рыболовную сеть.
По пыльным дорогам, через деревни и разоренные местечки пробирались двое уроженцев Ровенской области, отпущенные оккупантами из концлагеря. Без всякого оружия и без копейки денег, снабженные поддельными немецкими справками, одетые в лохмотья, с котомками за плечами, мы двигались на северо-запад.
С Пантелеймоном можно было пройти двадцать километров кряду и не заметить. На всякое слово находилось у него присловье. Поговорки так и сыпались, как спелые яблоки, если потрясти яблоню в сентябре. И про панов, и про попов, про девчат и хлопцев. А то вдруг запоет песню:
І шумить, і гуде Бульбаш Гітлера веде: «Оцей мені гітлерюга Самостійність здобуде!»— Добра пісня! Де ти її взяв?
А
— На млину, на перевозі, в чорта лисого на розі! [67] — И только где-то далеко, в глубине его веселых глаз, скрывалось горе. Не мог он забыть жену, загубленную бандеровцами.
67
На мельнице, на перевозе, у черта лысого на роге! (укр.).
Пантелеймон в совершенстве владел искусством бесшумно передвигаться по лесу, в любой момент мог слиться с кустами, затеряться среди стволов. Он был действительно как лист-подорожник, прижимающийся к земле и всегда находящий у нее защиту.
Шел девятый день пути… Снова леса и проселки, болота и мелкие озера, пока, наконец, не остановила нас партизанская застава.
Убедившись, что перед нами те, кого мы искали, Пантелеймон переломил о колено свой посох странника и вытащил из него документы, написанные на листках папиросной бумаги.
В партизанской бригаде «Украина» я доложил все, что мне было поручено. Пантелеймон готовился в обратный путь, чтобы вести своих сюда, в чащобы Полесья. Мне предстояло на следующий день, идти на связь с армейским командованием. Жаль было расставаться со спутником, у которого я многому научился. Мне казалось, и он привык ко мне. Прощались мы на развилке дорог, у мостика через неприметную речку. Я думал, он хоть сейчас забудет о своих шуточках, но вместо слов прощания услышал:
— Іде син до річки купатися; а мати й наказує: «Гляди, сину, як утопишся, то й додому не приходь — буде тобі від батька» [68] .
68
Идет сын купаться в реке, а мать предупреждает: «Смотри, сын если утонешь, то домой и не приходи — будет тебе от отца» (укр.).
Я оценил его заботу. Он просил быть осторожным.
Мы пошли в разные стороны: я с провожатым из бригады «Украина» — на запад, Пантелеймон — на юго-восток. Через несколько шагов я обернулся, чтобы помахать ему рукой, но Пантелеймон уже исчез — слился с серой пылью дороги, затерялся в стеблях прибрежного тростника.
Я думал, для связи с армейским командованием придется добираться за тридевять земель. Представлял себе бетонные блиндажи в лесных дебрях и сложную систему пропусков.
Все оказалось значительно проще. Уже на следующий день я спустился в просторную землянку. Еще со ступенек, вырубленных в грунте, увидел седеющую голову человека в гимнастерке. Он чинил карандаш. Когда я вошел, отложил нож, встал из-за дощатого стола, расправил ладонями гимнастерку под ремнем. На его петлицах еще видны были следы шпал.
Подчиняясь старому рефлексу, я вскинул руку к своей кепчонке и смутился, не зная, как доложить.
— Входите, пожалуйста! — Он улыбнулся и представился сам: — Полковник Веденеев.