Штурмовая бригада СС. Тройной разгром
Шрифт:
Моторы «Хейнкеля» несколько раз чихнули.
Один из пилотов раздал нам спасательные жилеты. Указатель топлива стоял на нуле. Мы могли упасть в море в любой момент.
Нервничая все сильнее, я вглядывался туда, где должны были находиться Пиренеи. Уже практически рассвело.
Должны были показаться горные пики, но мы не могли их
Моторы чихали все чаще и громче.
На юго-востоке вдали показалась голубая неровная линия. Это были Пиренеи.
Но продержимся ли мы в воздухе достаточно долго, чтобы дотянуть до Испании?
Из-за шторма мы пролетели почти 2300 километров. Нам приходилось класть самолет то на левое, то на правое крыло, чтобы остатки бензина из баков текли к моторам.
Я знал район Биаррица и Сен-Жан-де-Люс. Но я с трудом различал белеющий изгиб горной цепи в устье Бидассоа.
Однако самолет больше не желал мучиться и опустился почти к самой воде. Нам оставалось проделать еще около 20 километров до испанского берега.
Нам пришлось выпустить красную ракету — сигнал бедствия. Два патрульных катера пошли к нам от французского берега.
Это катастрофа! Особенно потому, что мы уже видели мигающий вдали испанский прожектор!
Было странно видеть белые барашки на гребных волнах и плещущееся море прямо под собой, оно уже было готово проглотить нас. Но мы все еще не падали. Берег становился все ближе, скалы поднимались навстречу нам, черные и зеленые пики, почти утонувшие в густой тени.
Внезапно пилот поставил самолет вертикально, почти перевернув его на спину, и пробудившиеся моторы всосали последние капли бензина. Затем он перескочил через каменистый холм и с ужасным грохотом зацепил несколько красных черепичных крыш.
Времени размышлять не осталось.
Впереди мелькнула узкая чистая полоска песка. «Хейнкель», который так и не выпустил шасси, заскользил на брюхе со скоростью 250 километров в час. Я увидел, как взорвался правый мотор,
Вода хлынула в заднюю кабину и поднялась до пояса. На пляже Сан-Себастьяна метались гражданские гвардейцы в странных черных шляпах, они были страшно возбуждены. Несколько испанцев, голые, как жители Таити, поплыли к нашему разбившемуся самолету.
Они вытащили нас на крыло нашего бомбардировщика, а потом перенесли в лодку. Примчалась «Скорая помощь».
Ну вот, война закончилась и для нас.
Мы остались живы, Бог нас спас.
Мои раны можно было счесть его благословением.
Я провел несколько месяцев на больничной койке, но сохранил свои силы и свою веру.
Я не испытал горечи, как те, кто оказался в руках наших противников.
Я уцелел, чтобы записать для истории деяния моих солдат. Я мог защитить их от лживых врагов, не знающих, что такое доблесть. Я мог рассказать героический эпос о боях на Донце и Дону, на Кавказе и в Черкассах, в Эстонии, Старгарде и на Одере.
Однажды священные имена наших павших снова будут произноситься с гордостью. Наш народ, услышав эту историю славы, ощутит, как сердце забьется чаще. И он узнает своих сыновей.
Да, мы были полностью разбиты. Нас рассеяли по всему миру и безжалостно преследовали.
Но мы могли смотреть в будущее с гордо поднятой головой. История воздаст должное доблести наших солдат. Мы пожертвовали своей юностью в борьбе против мерзостей этого мира. Мы сражались за Европу, за ее веру, за ее цивилизацию. Мы поднялись до высот искренности и самопожертвования. Раньше или позже Европа и весь мир признает справедливость нашего дела и чистоту наших помыслов.
Злоба умирает, задохнувшись собственной глупостью и ущербностью, но величие бессмертно. И мы живем в величии.