Штурмуя небеса
Шрифт:
По тюрьме прокатился слух, что в изоляторе творят странные штучки, благодаря которым можно откосить от работы. В одно из посещений к Лири подошли двое из самых крутых уголовников и сообщили, что они присоединяются к его проекту. Другие заключенные были испуганы. Эти двое парней стояли у самой верхушки тюремной иерархии, так что Тима предупредили — отказать этим двоим будет очень опасно, но и включать их в проект значило полностью нарушить уже сложившийся духовный настрой в группе. Тим выслушал их опасения и затем заявил, что прежде, чем парни смогут войти в их группу, они должны будут принять дозу псилоцибина. Когда возможные последствия этого дошли до испуганных заключенных, они заулыбались, а затем расхохотались.
Если вы можете себе представить, что будет, если Хамфри Богарта из «Грязнолицых ангелов» поместить
Первые результаты работы в тюрьме были настолько обнадеживающими, что Лири полетел в Вашингтон, чтобы обсудить возможность применения псилоцибина для психотерапевтической работы в местах заключения.
Однако тюремные исследования выявили еще один характерный результат приема псилоцибина. Да, заключенные менялись, менялось и их поведение, все правильно. Однако эти изменения не вписывались в научные рамки, а скорее заставляли ученых чувствовать себя неловко, поскольку большая часть тех, кто принимал псилоцибин, так или иначе, но обращалась к религии. Это, конечно, касалось не только заключенных. Если уж закоренелые преступники могли обратиться к Богу, представьте себе, что творилось с обычными участниками программы изучения псилоцибина. Бэррон, понимая, что запредельный опыт заводит их в такие пространства, где агностические взгляды вряд ли помогут, закупил в Калифорнии целую библиотеку мистических текстов. «Думаю, начинать можно с Уильяма Джеймса», — советовал он. А за Джеймсом последовали Сведенборг, Джордж Фокс, Уильям Блейк, французский сюрреалист Рене Домаль, даосы, буддисты, суфии и тантрическая психология, основанная на «Бардо Тодоль».
Ранее, до приема псилоцибина, никому из них не приходило в голову читать подобные книжки. Однако теперь они обратились к богатой литературной традиции, которая включала в себя то, что Хаксли именовал «вечной философией». Создавалось впечатление, что мистические тексты были как раз теми пособиями, которые, в отличие от научных, могли дать какое-то объяснение тому, что с ними происходило.
То, чем они занимались, как решил Лири, можно назвать прикладным мистицизмом. Во всяком случае именно это было основной сутью его выступления на конгрессе по прикладной психологии, состоявшемся в августе 1961 года в Копенгагене. «Наиболее эффективный способ покончить с социальными ролями, столь характерными для западного образа жизни, — это использовать наркотики, — заявил он. — Сатори можно достичь с помощью наркотика. За три часа при правильной постановке дела вы сможете полностью прочистить кору головного мозга».
Глава 13. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ГАРВАРДЕ
На заседаниях в Копенгагене присутствовал, кроме Лири и Альперта, их коллега, Герб Келман, психолог-клиницист, специализирующийся по социальной психологии, который в предыдущем году находился в творческом отпуске в Норвегии. С Альпер-том он был знаком несколько лет, с Лири — несколько месяцев. Келман всегда считал их обаятельными людьми и хорошими специалистами. Потому он был крайне удивлен тем, в каком странном стиле проходило заседание семинара «Новые направления». Сначала со сцены Лири благодарил Бэрро-на за то, что тот привез ему священный гриб, потом Альперт за что-то благодарил Лири, и вообще все заседание напоминало скорее собрание секты евангелистов, чем научный симпозиум. Один из изумленных слушателей сказал Келману, что, по его мнению, Лири ведет себя так, будто несколько тронулся умом.
На этом симпозиуме Келман внезапно осознал,
Конечно, существовала возможность, что Лири действительно открыл что-то серьезное. Нельзя забывать, что современники смеялись над Фрейдом, который потом вошел в историю. Но это не является правилом. Не все люди, проповедующие новые идеи, гениальны, как Фрейд. Большинство из них — шарлатаны и дилетанты, и чем больше Келман размышлял на эту тему, тем больше склонялся к мнению, что Тим, несмотря на весь свой ум и обаяние, относится именно к последним. И действительно, по мере знакомства с программой изучения псилоцибина, Келман все более укреплялся в убеждении, что это всего лишь хитроумное прикрытие пристрастия к наркотикам.
И нельзя сказать, что он был одинок в этом мнении. С самого первого дня работы Тиму приходилось прилагать много усилий, чтобы убедить коллег, что все эти свечи, курильницы, индийские раги, звучащие на стерео, и мягкие коврики на полу — лишь необходимая обстановка, антураж, требуемый Ее величеством Наукой. Обычно он в ответ на вопросы читал небольшую лекцию о значении обстановки и окружения, и на первое время этого было достаточно. Но к осени 1961 года оказалось уже невозможным скрывать двойную цель программы. «Я начинаю понимать, — сообщил Макклелланд репортеру какого-то журнала, — что испытуемых там мало, а исследователей много, из чего следует, что исследователи потребляют больше наркотиков, чем все остальные». Прежний оптимизм Макклелланда относительно программы изучения псилоцибина постепенно затухал — на смену ему пришла тревога.
Вместо того чтобы привести всех ко всеобщей любви, псилоцибин пока что приводил к раздору и разногласиям. Дивинити-авеню, 5, разделилась на два лагеря: тех, кто участвовал в опытах, и тех, кто не участвовал. Первые смотрели на вторых «свысока, ощущая, что новый опыт вывел их за обычные пределы, куда-то выше нормального мира», что, по мнению вторых, уже граничило с ненормальностью. Но еще более смущали слухи, что, вопреки уверениям Тима, кое-кто из тех, кто принимал псилоцибин, попал в больницу.
Макклелланд никогда не верил до конца этим слухам, однако одна из аспиранток призналась: «ей кажется, что она немного тронулась умом, хотя в то же время никогда еще в жизни не была так счастлива».
Макклелланд вынес свои сомнения на факультетское собрание, которое состоялось в октябре. Его доклад был озаглавлен «Общественное мнение и программа изучения псилоцибина». В нем говорилось: «Развертывание программы изучения псилоцибина на всем ее протяжении портили повторяющиеся неоднократно приемы наркотиков, при проведении которых не выполнялись принятые в научном сообществе условия… Вряд ли можно сомневаться в том, что употребление наркотиков понижает ответственность и повышает импульсивность поведения». Он также коснулся в своей речи недавнего увлечения Тима восточной мистикой, заметив, что, вероятно, не случайно те культуры, которые (как, например, Индия) практиковали мистические методы познания, обладают самой слабой и отсталой социальной и государственной структурой. Пока люди сидят в позе Будды, погружаясь с помощью наркотиков в измененные состояния сознания, вокруг процветает нищета, болезни, дискриминация и суеверия. Нам нужны достоверные факты, подчеркнул Макклелланд, а не поэтические сравнения переживаемого с опытом космонавтов, исследующих неизведанное.